– Живой душе? – невинно переспросила Таня.

Таня и Ягун обменялись многозначительными взглядами, послечего Таня показала пальцем на стул. Плох тот магспирант, который не знает, какобойти Разрази громус. Магия такого рода действует прямолинейно ирастолковывает все буквально, что очень располагает к казуистике.

Ягун хмыкнул:

– Думаешь? А вдруг это не стул, а какой-нибудьзаколдованный прынц? Типа: «Мама, не превращай меня в мебель! Я буду естьманную кашу!» Не жалеешь ты меня, Танька!.. Ну да ладно!.. Рискнем старостьюлет!

Внук Ягге подошел к стулу, нежно похлопал его по спинке,смахнул с сиденья пару пылинок и, усевшись рядом со стулом спиной к Тане,вкрадчиво сказал:

– Стул, а стул! Тут такое дело… разговор есть! Слушатьбудешь?

Стул, понятное дело, промолчал. Он был сдержанный парень.

– Так вот, стул, какое дело! К нам, брат мой стул, вТибидохс вчера вечером приперся проверяльщик с Лысой Горы. Мрачный тип по имениЗербаган. Ходит по школе со здоровенным таким посохом, который заканчиваетсякаменным шаром, и сует свой нос во все дыры, куда нос может теоретическипролезть.

– А что хочет проверяльщик? – спросила Таня.

Ягун благоразумно промолчал. По сценарию он вообще не долженбыл догадываться о присутствии в комнате Тани. Все-таки Разрази громус – клятвасмертельная, и забывать об этом не стоило.

– Стул, а стул! А что… э-э… что едят на завтракхмыри? – поправилась Таня. Вопрос про проверяльщика был уже задан, итеперь требовалось немного запудрить заклинанию мозги.

– Хмыри, дорогой стул, едят на завтрак разное! Особенноуважают тухлятину!.. – вновь заговорил Ягун. – А еще, брат мой стул,Зербаган хочет добиться, чтобы Тибидохс перенесли с Буяна на север, где мошкараи вечная мерзлота. Туда, где не могут жить драконы, перемрут единороги,погаснут жар-птицы и где нежить шныряет, даже не скрываясь. А наш замечательныйостров Буян, этот царственный рай, на котором ты, стул, вырос и был взлелеян смладой полировки, загонят тому, кто даст за него больше презренных зеленыхмозолей. Ты удручен, брат стул? Я вижу, ты рыдаешь и пыль уныния садится натвою многострадальную спинку!

Таня подумала, что Ягун неисправим. Он и здесь не можетобойтись без аффектации и преувеличений. Даже в глубокой старости, умирая, он,вероятно, обратится к своим наследникам с прочувствованной речью в стиле: «Детии внуки мои! Вытрите глаза и носы! Возликуйте, что вы наконец сумеете пожитьнемного для себя! Ваш дедушка, ваш господин, ваш царь, ваш раб, уходит в мириной!»

– Слушай, стул… – сказала Таня. – Если всетак скверно, то почему Сарданапал согласился на встречу выпускников? У него жеи так по горло проблем? А тут еще мы чего-нибудь учудим.

Ягун поскреб пальцами шею.

– Ах, стул, деревянный брат мой! Как замечательно, чтоникто нас не слышит и ничего не может вякнуть! Потому что если бы кто-то что-товякнул, я ответил бы, что Сарданапал, этот великий человек, чья борода такдлинна, а ум фундаментален, любит своих учеников и никогда ни в чем им неоткажет. Шмыг-шмыг, стул! Я рыдаю и бьюсь головой о твою жесткую ножку! Атеперь, стул, я заканчиваю нашу с тобой приватную беседу. Знай, что ни однойживой душе я не выдам тайны, защищенной Разрази громусом! И эту жуткую клятвувзяла с меня, стул, заметь, родная бабуся, которая наотрез отказалась верить,что я вообще умею хранить секреты!

С этими словами Ягун решительно встал и, мигом утративинтерес к своему деревянному брату, взгромоздил на его сиденье свой тяжелыйвоенный ботинок. Ягун ценил высокие ботинки. Они позволяли не только хорошопинаться, но и колотить пятками заупрямившийся пылесос. Похожие ботинки ценилаи его девушка Катя Лоткова, правда, в отличие от Ягуна, ее обувная армия быларазнообразнее, и, кроме тяжелых ботиночных танков и прочей сапожной артиллерии,насчитывала и легкие кавалерийские соединения туфель, босоножек и прочейкокетливой рати.

Полюбовавшись на свой ботинок, Ягун точно по струнам провелпальцами по шнуркам, поцокал языком и лишь после этого соблаговолил вспомнить оТане.

– О, ты уже тут! Давно пришла?

– Час назад, – с иронией сказала Таня.

– Тшш! Ты что, перегрелась? – испугалсяЯгун. – Ладно, неважно… Смотри, что у меня есть!

Он сунул руку во внутренний карман драконбольногокомбинезона и, порывшись, извлек толстую пачку приглашений. На обложкесветилась, мигала вечерними огнями Большая Башня Тибидохса. У башни с дубиной вруках ошивался циклоп Пельменник, на лице которого было написано желаниеиспортить всем праздник. Заметив, что на него смотрят, циклоп завозился, какпаук. Единственный его глаз, выпученный, в багровых прожилках, заворочался ворбите. Ягун и Таня поспешно выставили блоки, скрестив указательный и среднийпалец. Не заблокировался только скелет Дырь Тонианно. Бедолага отлетел к стенеи врезался в нее, как человек, в которого выпалили из дробовика.

– А этот откуда взялся? Вчера его не было! – хмуросказал Ягун. Он попытался ногтем сощелкнуть Пельменника с обложки, однако тот толькоухмыльнулся и никуда не исчез.

– А нельзя было купить приглашения безПельменника? – поинтересовалась Таня.

Ягун смутился.

– Купить? Что я могу купить, когда я всем вокруг долженза пылесос? Джинн Абдулла дал мне их совершенно бесплатно.

Таня понимающе хмыкнула. Подарок Абдуллы! В сущности, большени о чем можно было не упоминать. Она перевернула верхнюю открытку и прочитала:

«Вера Попугаева!

Двадцать третьего июня сего года в Зале Двух Стихий школымагии Тибидохс (о. Буян) имеет место быть встреча выпускников, котораяпродлится до утра двадцать шестого. Искреннее надеемся, что Вы сумеете найтивремя и прилететь.

Грааль Гардарика будет разблокирована для Вашего кольца навесь указанный период.

С уважением, Ваш Сарданапал Черноморов, глава Тибидохса, лауреатпремии Волшебных Подтяжек, академик».

– Как-то очень уж торжественно! Что, действительноакадемик писал? – усомнилась Таня, поочередно просматривая еще несколькооткрыток. Все совпадали слово в слово, за исключением, разумеется, обращения.

Ягун замотал головой так энергично, что, казалось, ещенемного – и уши захлопают его по щекам.

– Не-а. Издеваешься, что ли? Сардик только подписывал.А писала моя бабуся. Мне самому было влом, и я провел с ней агитационнуюработу.

– «Имеет место быть» – это Ягге придумала?