Они переглянулись и, не сговариваясь, помчались по школьным коридорам. Антон протянул руку Алине, она вдруг подала ее Другому — и они бежали втроем, как в каком-то французском фильме, который Антон видел только отрывками, но запомнил красивую грудь главной героини, горящие баррикады на улицах и что где-то далеко шла война, подминая прежнюю жизнь.

Сидели в парковом кафе у реки, укутавшись в пледы.

— Выпьешь? — спросил Другой.

— Я за рулем, — Антон вытащил ключи. — Отец подарил.

— Крутой у тебя отец.

Алина хмыкнула. Антон бросил на нее быстрый взгляд, и она принялась разглаживать скатерть.

— А ты, Вадим, — он специально выбрал не кличку, — куда поступать хочешь?

— В Питер. Просто свалить.

— Почему туда? — Алина сразу зацепилась.

— А куда еще ехать из Москвы? Хочется как-то… — он схватил зубочистку и стал крутить ее в пальцах, — обнулиться, что ли?

— Как Петр. Первый, кто придумал сваливать из Москвы в Питер.

— Мне кажется, он тоже хотел обнулиться. И обнулить все, что было до него. Глобально, понимаешь?

— Я бы тоже в Питер поехала, лишь бы отсюда куда-нибудь.

— Ты же хотела куда-то туда, к себе… — Другой неопределенно махнул в сторону, а Антон нахмурился: не слишком ли много он знает?

— Мы литературу оба сдаем, у Нелли занимаемся, — как будто догадавшись о его мыслях, сказала она. Потом обратилась к Другому: — Меня не возьмут. Вообще никак. Я писала в университеты — что язык знаю, что жила там, но мне ответили, что исключений не делают.

— Обидно, наверное.

Алина кивнула:

— А ты на что-то киношное ведь пойдешь, да?

— Если литературу не завалю, то да. У меня на пробниках выше 80 не выходит, а этого очень мало. Да я и не люблю книжки. Не мое.

— Почему? — она спрашивала с искренним интересом, как будто что-то в нем увидев такое, чего не видела раньше.

— Я визуал, мне текст неинтересен. Вот смотришь фильм, например, и там в одном кадре столько всего уместится — и актеры, и натура, и музыка, и постановка, и одежда, и поза, и выражение лица. А в книге на это страница уйдет, и все равно самому все придумывать. Мне скучно.

— Какой твой любимый фильм?

— Дурацкий вопрос. Вот какая у тебя любимая песня? — Алина усмехнулась и кивнула. — Ты же все время что-то слушаешь, одной не будет.

— Все равно есть тот, который больше всего про тебя — здесь и сейчас.

Другой развернул телефон экраном вниз. Алина увидела блестящего кролика и кивнула:

— Знаю.

— Смотрела?

— Да. Но мне не особо. Больше из-за саундтрека понравился. Такое продолжение Depeche Mode, знаешь?

— Так там режиссер клипа как раз с ними работал до этого…

Они все болтали, и Антон вдруг почувствовал себя лишним, как ребенок, который случайно затесался во взрослый разговор. А о чем он мог рассказать? О новой машине? О том, как он понятия не имеет, куда и зачем поступать? О том, что ему уже даже не восемнадцать, и от наползающей на него взрослости тело вновь начинает свербеть, и все, чего ему хочется, это уползти в шкаф и спрятаться, чтобы его не нашли?

Он нырнул в телефон и увидел одно сообщение от Selena.

«У нас все в силе?»

          «Да»

Потом добавил от какой-то злости:

          «заеду за тобой»

— А ты что думаешь? — вдруг спросила его Алина.

Он потянулся к ней и поцеловал в губы.

— Я думаю так же, как и ты.

Один раз. Ему нужен только еще один раз.

Она сидела на лавочке у подъезда — снова в темных очках и капюшоне, драную кожанку положила сбоку от себя. Надо было предупредить, чтобы переоделась во что-то поприличнее, подумал он и тут же отмахнулся: ничего, поделом ей, пусть почувствует себя не в своей тарелке — после того что она устроила в прошлый раз.

Антон медленно подъехал и окликнул ее из окна. Не отозвалась. Пришлось выйти и тронуть ее за плечо.

Елена вытащила наушники — его наушники! — и кивнула:

— Нагулялся?

— Уже донесли?

— Конечно. Мать твоему отцу звонила.

— А он что?

— Сказал, сегодня тебе можно все.

А завтра будет расплата. Он открыл ей переднюю дверь. Елена уселась и провела рукой по приборной панели:

— В прошлый раз другая была, нет?

— То отцовская. А это моя, — он подчеркнул, но Елена только равнодушно кивнула.

— Круто, когда тебе просто так машину дарят.

Антон вдруг почувствовал, что ему надо оправдываться.

— Я с четырнадцати вожу, отец всегда обещал. Здесь автомат, сиденья с подогревом и вот еще…

— В карбюраторе конденсат, — она кивнула и отвернулась к окну, и он почувствовал себя надоедливым водителем такси, который завалил своими вещами заднее сиденье, усадил пассажира вперед, а теперь еще и разговорами донимает. Построил маршрут до гостиницы в центре.

Елена увидела адрес и присвистнула:

— У меня на такое денег нет, сразу предупреждаю.

— Я же пригласил.

— Строго говоря, в прошлый раз тоже ты приглашал, — пробормотала она в сторону, как актриса в плохом спектакле, которая говорит всегда в сторону для зрителя, а не для партнера, чтобы над партнером посмеяться.

Антон разозлился и включил радио, тыкал передачи, пока Елена вдруг не сказала на грустной песне, гулявшей по тиктоку времен ковида:

— Оставь. — Отвернулась к окну и пробормотала: — Это кавер. 2003 или 2004 год, я не помню. Только помню, как прибегала из школы в субботу и включала телевизор, чтобы посмотреть хит-парад. Аврора тогда еще вела…

«Я в 2004-м только родился», — он мог бы сказать, мог бы остановить машину, мог бы велеть ей уйти — из машины, из школы, из жизни. Но тут она запела — чисто, в тон, сбиваясь лишь изредка, когда пыталась взять ноту выше перед припевом:

Нам осталось награда,

А может быть, повезло,

Горы битого счастья

Да седьмой лепесток… [2]

Голос дрогнул, и она отвернулась.

«Сними очки», — он хотел попросить, он хотел увидеть ее глаза, но не мог.

— Раньше она была веселее, — сказала глухо, не поворачиваясь.

— Непохоже.

— В детстве все как-то веселее. И проще. Ты