против воли отца, – испугался Амени. – Что я могу сделать? Скажи! Я только что беседовал с правителем. Он подарил мне свиток папируса. Давай я еще раз поднимусь к нему, упаду к ногам…

– Нет! Ты ничего не добьешься. Я знаю своего отца. Не в его правилах менять решения. Лучше поклянись мне, что поможешь, если я тебя попрошу.

– Все, что угодно!

Меритре утерла ладошкой слезы, протянула юноше золотой анх, висевший у нее на руке. Амени поцеловал священный знак.

– Клянусь! Как только позовешь, я поспешу к тебе и встану на защиту. Даже если смерть будет грозить мне, я буду рядом с тобой.

– Спасибо, – поблагодарила его девушка. – Теперь ты связан со мной священной клятвой.

– Вся моя кровь принадлежит тебе, – согласился юноша. – Но как ты собираешься поступить?

Ее глаза вспыхнули неистовым огнем, а скулы напряглись

– Я знаю что делать, – стиснув зубы, произнесла она.

Меритре решительно шагнула по направлению к алтарю, но тут же вновь спряталась за колонну, сама прижала палец к губам. Тихо! Амени осторожно выглянул и увидел возле каменного алтаря в виде лотоса, в свете масляных светильников своего отца. Хеви стоял на коленях и протягивал вперед открытые ладони. Кому он молится? – удивился Амени. – Солнца нет. Но вот, к нему величественно подошла высокая стройная женщина с красивыми строгими чертами лица. Голубая цилиндрическая тиара скрывала прическу. Высокая тонкая шея с плавным изгибом оставалась открытой. На круглых плечах в несколько рядов покоилось золотое ожерелье. Длинная одежда из тончайшего льна спадала до самой земли. Широкий синий пояс с золотым узором стягивал талию.

– Живи вечно, вековечно, – приветствовал ее Хеви.

– Пусть Йот дарует тебе силу, – твердым грудным голосам ответила женщина. – Поднимись. – На губах ее промелькнула еле заметная улыбка. – Я так давно тебя не видела. Ты совсем не постарел. Годы сделали тебя только крепче, и в облике твоем проявились благородство, стирая черты горячего дерзкого юноши.

– Твой образ всегда в моем сердце…, – начал Хеви.

– Не надо, – остановила она его. – Зачем ворошить угли после пожара. Что было – прошло безвозвратно. Ничего нельзя не вернуть. Время, как и Хапи, течет в одном направлении. – В голосе послышалась печаль.

Хеви встал с колен, но не смел поднять глаза.

– Помнишь стихи, что ты мне писал? – чуть заметно улыбнулась женщина:

Шепните мне имя Сестра,

И с ложа болезни я встану.

Посланец приди от нее -

И сердце мое оживет.

Лечебные книги бессильны,

Целебные снадобья прочь!

Любимая – мой амулет:

При ней становлюсь я здоров.

От взглядов ее – молодею,

В речах ее – черпаю силу,

В объятиях – неуязвимость.

А в сердце горячем – любовь.

Хеви беспомощно развел руками. Женщина вздохнула и грустно сказала:

– Не помнишь. А это, тоже твое:

О ты, шагающая так широко,

Сеющая смарагды, малахит и бирюзу, словно звезды,

Когда цветешь ты, цвету и я,

Цвету, подобно живому растению.

Хеви еще ниже опустил голову.

– Не стыдись, – усмехнулась она. – Чему стыдится. Мы не виноваты, что плыли в разных лодках, и у каждого своя судьба стояла кормчим на рулевом весле. Ты хочешь освободиться от клятвы. И делаешь это из-за страха перед загробными судьями.

– Я не боюсь, – глухо ответил Хеви. – Но Эб не дает мне покоя и постоянно напоминает мне, что есть единственная клятва, которую я не смог сдержать. Я обещал всегда быть с тобой и оберегать тебя, но судьба оказалась сильнее. Как я мог с ней тягаться?

– Благородно, – кивнула женщина. – Но зачем все так усложнять. Я все равно уйду раньше тебя, – погрустнела она. – Да! Я это знаю. И когда на Страшном Суде будут взвешивать твое сердце, я окажусь рядом и буду убеждать Великий Судей, что в том нет твоей вины. Но если ты хочешь услышать из уст моих прощенье… Что ж. Я освобождаю тебя от клятвы. Ты – свободен.

Она повернулась и собралась уходить. Хеви встрепенулся. Он хотел ей что-то сказать. Сказать много. Но женщина не обратила на это внимание. Она уходила в темноту, грациозно покачивая бедрами, и читала стихи. Ее голос звучал все тише и тише:

Мне смерть представляется ныне

Исцеленьем больного,

Исходом из плена страданья.

Мне смерть представляется ныне

Благовонною миррой,

Сиденьем в тени паруса, полного ветром.

Мне смерть представляется ныне

Лотоса благоуханьем.

Безмятежностью на берегу опьяненья.

Мне смерть представляется ныне

Торной дорогой.

Возвращеньем домой из похода.

Мне смерть представляется ныне

Небес проясненьем,

Постижением истины скрытой.

Мне смерть представляется ныне

Домом родным

После долгих лет заточенья.44

14

Праздник Опет длился еще восемь дней. На девятый день, Хапи помутнел, набух и из буро-зеленого перекрасился в грязно-коричневый цвет. Река постепенно поглощала берега, заливая поля плодородной влагой. Закопошились землепашцы, прочищая каналы, чтобы живительная вода смогла достичь самых дальних полей.

Не смотря на всеобщее веселье, Амени ходил хмурый. Никому не объяснял, почему он не желает учувствовать в соревнованиях среди подростков, не смотря на щедрые награды. Его звали в пустыню охотиться на колесницах. Не пошел. Не видели его и на застольных весельях. Какое-то опустошение он чувствовал внутри.

Меритре заперли в женской половине Дома Ликования, теперь уже не под присмотром толстого наставника, а под зорким оком чистых жриц. Она вскоре должна стать замужней женщиной, и не желательно мужчинам глазеть на девушку. Детские забавы для нее окончились, и настала пора постигать науку «женского счастья».

Тут еще Хармхаб, не дождавшись окончания всех торжеств (видать, устал от пьянок и безделья), решил, что пора выступать с войском в поход. Перед набережной появились крепкие боевые корабли с высокими бортами из просмоленного кедра. Громадины с задранными вверх высокими кормами, которые заканчивалась подобием рыбьего хвоста, плавно покачивались у пристани. По тяжелому рулевому веслу с каждого борта. Носовые тараны выступали над водой в виде бронзовых звериных голов с оскаленной пастью. Спереди и сзади возвышались площадки для лучников. Смотрители парусов проверяли снасти. Кормчие размещали пехотинцев и лучников на своих кораблях. Трудяги-грузчики надрывали спины, таская на борт оружие и продовольствие для армии. Толпа провожающих теснилась возле сходен, не давая грузчикам работать. Хармхаб внимательно наблюдал за всем происходящим, не забывал заглядывать в таблички писцов, проверял: правильно ли они считают и записывают.

Амени попрощался с отцом, поцеловал руки матери, обнял братьев. Хеви и Нефтис вскоре должны отплыть обратно на юг, в Куши. Братья оставались в солнечной столице. Теперь их вместе с другими сыновьями высоких сановников будут обучать всевозможным наукам мудрые жрецы и строгие наставники. Хармхаб оставил Амени при себе и пообещал сделать из него доблестного воина.

– Все никак не могу поверить, что ты вырос, – сокрушался Хеви. – Кажется, еще недавно я угощал весь Бухен в честь твоего рождения, радовался первым шагам, первым словам, которые ты произнес – и вот, прощаюсь с воином, и не знаю, увижу тебя еще или нет.

– Не говори так, отец, – пытался успокоить его Амени. – Рано или поздно это должно было случиться. Обещаю: