– Да, знаю: ты – главный, твое слово – закон.

Шалбер был обескуражен:

– Как ты…

– Я знаю, как влияет тестостерон на самомнение мужчин. Итак, с чего начнем?

Шалбер выдвинул ящик стола, вынул пистолет, который отобрал у Сандры, и отдал ей.

– Их интересуют места преступлений, верно? Вчера вечером, приехав в Рим, я отправился на виллу, где проходит полицейское расследование. И поставил прослушку в надежде, что пенитенциарии объявятся там, едва уберутся эксперты. Перед самым рассветом я уловил разговор. Их было двое, голоса незнакомые. Беседа касалась серийных нападений маньяка по кличке Фигаро.

– Ладно, я покажу тебе подсказки Давида. Потом попробуем выяснить что-нибудь об этом Фигаро.

– Мне кажется, это отличный план.

Сандра взглянула на Шалбера уже без прежней враждебности:

– Кто-то убил моего мужа и сегодня утром пытался убить меня. Не знаю, был ли это один и тот же человек и какое отношение имеют ко всему этому пенитенциарии. Может быть, Давид в своем расследовании зашел слишком далеко.

– Если мы их найдем, они нам расскажут.

Единственное общество Пьетро Дзини составляли коты. Их у него было шесть. Коты спали в тени апельсинового дерева или бродили туда-сюда между вазонами и по клумбам в маленьком садике при квартире Пьетро в самом сердце Трастевере. Этот квартал казался провинциальной деревушкой, которую вдруг окружил целый огромный город.

Французское окно кабинета, выходящее в садик, было распахнуто, из него доносилась мелодия со старого проигрывателя. «Серенада для струнных» Антонина Дворжака звучала так громко, что шевелились занавески. Но Дзини не мог этого знать. Растянувшись на шезлонге, он наслаждался музыкой и солнечными лучами: создавалось впечатление, будто солнце пробилось сквозь тучи специально ради него. То был крепкий шестидесятилетний мужчина. У него выпирал живот, что делало его похожим на силачей начала двадцатого века. Крупные кисти рук, с помощью которых он привык исследовать окружающий мир, покоились на коленях. Белая трость лежала у ног. В черных очках отражались цвета и формы, уже ненужные.

С того дня, как он перестал видеть, Дзини отказался от общения с людьми. Все дни он проводил в саду или дома, блаженно отдаваясь музыке, звучащей с пластинок. Тишина страшила его больше, чем тьма.

Один из котов вспрыгнул на шезлонг и свернулся калачиком у него на коленях. Дзини зарылся пальцами в густую шерсть, и кот, отвечая на ласку, благодарно замурлыкал.

– Красивая музыка, правда, Сократ? Знаю: тебе, как и мне, нравятся сокрушительные мелодии. Это твой братец любит задаваку Моцарта.

Кот был серо-коричневый, с белым пятном на морде. Что-то привлекло его внимание: он поднял голову, вывернулся из рук хозяина, замахнулся на муху. Но скоро потерял к ней интерес и снова свернулся. Дзини опять стал гладить его:

– Ну, давай спрашивай, что хотел.

Дзини казался спокойным. Он протянул руку, взял со стоящего рядом столика бокал лимонада. Сделал глоток.

– Я знаю, что ты здесь. Понял это, как только ты пришел. Сидел и спрашивал себя, когда же ты что-нибудь скажешь. Как, рискнешь?

Другой кот потерся о щиколотки человека, вторгшегося в сад. На самом деле Маркус находился там по меньшей мере двадцать минут. Он вошел через боковую калитку и все это время наблюдал за Дзини, подыскивая наилучший предлог, чтобы заговорить с ним. Маркус хорошо понимал людей, но не умел с ними общаться. Узнав, что отставной полицейский потерял зрение, священник подумал было, что с ним будет легче. Еще одно преимущество: Дзини не мог бы узнать его в лицо, он оставался невидимым, а значит, в безопасности. И вот получается, что слепой видит его лучше, чем кто-либо.

– Не обманывай себя: это не я ослеп. Это мир померк вокруг меня.

Старик казался солидным, внушал доверие.

– Я пришел по поводу Николы Косты.

Дзини кивнул, помрачнел, потом улыбнулся:

– Ты из тех, верно? Не старайся придумать ответ, это бесполезно: я знаю, что ты не можешь признаться.

Итак, старому полицейскому все известно: Маркус не в силах был этому поверить.

– Сыщики рассказывают друг другу разные истории. Некоторые думают, будто это легенды. А я в них верю. Много лет назад мне досталось одно дело. Мать семейства похитили и убили, причем с невиданной, необъяснимой жестокостью. Однажды вечером мне позвонили. Какой-то мужчина объяснил, что я преследую не того человека, и подсказал, как найти виновного. Тот звонок был весьма убедительным, не из серии обычных анонимных звонков. Женщину убил отвергнутый поклонник. Мы арестовали его.

– Фигаро до сих пор на свободе, – возразил Маркус.

Но старик продолжал рассуждать:

– Знаешь ли ты, что в девяноста четырех процентах дел жертва знакома с убийцей? Гораздо больше вероятности, что тебя убьет близкий родственник или давний друг, чем совершенно посторонний человек.

– Почему ты не отвечаешь мне, Дзини? Не хочешь покончить с прошлым?

Пластинка Дворжака доиграла, иголка запрыгала по последней бороздке. Дзини подался вперед, Сократ соскользнул на землю и присоединился к своим товарищам. Полицейский скрестил руки на груди:

– Врачи задолго предупредили меня о том, что я ослепну. У меня было много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли. Я говорил себе: как только болезнь начнет мешать моей работе, придется сразу уйти. Тем временем я готовился: изучал азбуку Брайля, иногда бродил по дому с закрытыми глазами, привыкая распознавать предметы на ощупь, или выходил на улицу с тростью. Я не хотел ни от кого зависеть. И вот настал такой день, когда предметы начали расплываться у меня перед глазами. Одни детали исчезали, другие становились невероятно четкими. Свет меркнул по углам и озарял отдельные фигуры так, что они сверкали. Это было невыносимо. В такие моменты я молился, чтобы побыстрее спустилась тьма. Наконец год назад – свершилось. – Дзини снял черные очки, обнажив неподвижные, безразличные к сиянию солнца глаза. – Я думал, что стану жить здесь один. Но знаешь что? Я вовсе не один. Здесь, во тьме, – все, кого я не смог спасти за время моей службы; убитые не спускают с меня глаз, валяясь в собственной крови, собственном дерьме, дома, на улице, на пустыре или в морге. Я всех их встретил тут, они меня ждали. И теперь живут рядом со мной своей призрачной жизнью.

– Готов поспорить, что среди них – Джорджия Нони. Что она, говорит с тобой? Или смотрит и молчит, а ты вынужден стыдиться самого себя?

Дзини швырнул на землю бокал с лимонадом:

– Тебе не понять.

– Я знаю, что ты сфальсифицировал расследование.

Старик покачал головой:

– То было последнее дело, которым я занимался. Приходилось спешить, у меня оставалось мало времени. Ее брат Федерико заслуживал того, чтобы виновный был найден.