для последующего преодоления. Выражая подобные мысли, Бернард попросту кодифицировал учение, обретенное через опыт; с его слов мы знаем, что до своего «обращения» он был сильно привержен чувственной любви, а позднее стал воспринимать ее как первую ступень своего восхождения. Это не значит, что он забыл о такой любви; нет, он просто добавил к ней другую, важнее первой, ибо рациональное и духовное выше плотского. Тем не менее основание, или начатки, есть одновременно и вершина.

Это чувственное влечение к Христу святой Бернард всегда воображал как любовь относительно низкого порядка – исключительно в силу его чувственной природы, ибо любовь к ближнему по своей сути сугубо духовна. Душе свойственна способность к непосредственному единению – через духовные качества – с Божеством, Которое предстает чистым духом. Более того, земное воплощение Бога следует рассматривать как одно из последствий грехопадения, а потому любовь к Личности Христа неразрывно связана с историей грехопадения, в котором не было никакой нужды и которого вообще не должно было случиться. Далее святой Бернард неоднократно замечает, что эта привязанность в одиночку не выживает, что ее должна поддерживать, как он это называет, «наука». Он ссылается на многочисленные ловушки, в которые может угодить и самый ревностный верующий, если его вера не сочетается с разумным богословием и не управляется последним.

Разве нельзя трактовать бесчисленные и плохо совместимые между собой фантастические теории об искуплении грехов, «привитые» христианскому учению о божественном воплощении, как незаменимые элементы «разумного богословия»? Лично мне трудно представить, чтобы кто-то, изучавший историю богословия в том виде, в каком она изложена, скажем, автором Послания к Евреям, Афанасием и Августином, Ансельмом и Лютером, Кальвином и Гроцием[272], с уверенностью ответил на этот вопрос утвердительно. Впрочем, здесь достаточно обратить внимание всего на одну из самых язвительных насмешек истории. Для евангельского Христа стряпчие были как будто дальше всех от Небесного Царства, поскольку воспринимали Реальность куда хуже прочих групп населения, не считая разве что богачей. Но христианское богословие, особенно богословие западных церквей, являлось плодом разума, пропитанного иудейским и римским легализмом. Слишком во многих случаях непосредственные озарения аватары и теоцентричных святых рационализировались и включались в систему мышления – притом не философами, а краснобаями-стряпчими и склонными к метафизике правоведами. Аббат Джон Чепмен[273] рассуждал о «трудностях примирения (а не просто соединения. – Авт.) мистицизма и христианства». Почему это так затруднительно? Да потому, что римское и протестантское мышление в изрядной степени сформировано теми же самыми правоведами, которых Христос считал совершенно неспособными понять истинную Природу Вещей. «Аббат (Чепмен явно имеет в виду аббата Мармиона[274]. — Авт.) называет святого Хуана де ла Круса губкой, впитавшей в себя христианство. Можно ее выжать, и тогда останется полноценная мистическая теория (иными словами, Вечная Философия в чистом виде. – Авт.). Потому-то добрые полтора десятка лет я искренне ненавидел святого Хуана де ла Круса и считал его буддистом. Я ценил святую Терезу[275], снова и снова перечитывал ее писания. Она была прежде всего христианкой, а уже потом мистиком. Но позднее я понял, что потерял понапрасну пятнадцать лет, если говорить о молитвах».

Задумайтесь над значением двух изречений Христа. Первое гласит: «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня»[276], – то есть не прожив Его жизнь. Второе таково: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня»[277], – то есть человек не сможет жить Его жизнью и следовать за Ним, если на этот путь его не увлечет Отец, олицетворение того самого простого и совершенного Блага, о котором святой Павел говорит: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится[278].

Theologia Germanica

Иначе говоря, нужно подражать Христу, прежде чем станет возможным отождествиться с Отцом; а чтобы идея подражания земному поведению воплощенного Божества пришла кому-либо на ум, необходимо сущностное тождество или сходство земного духа и Бога, Который есть Дух. Христианские теологи рассуждают о возможности «обожения», но отвергают субстанциальную тождественность духовной Реальности и человеческого духа. В веданте, буддизме махаяны, а также в суфизме считается, что земной дух и Дух Небесный – одна и та же субстанция. Атман – это и есть Брахман. Ты – одно с Тем.

Всякий простец исходно является Буддой, равно как и незнание в основе своей является просветлением – бодхи. Тот, кто своими предыдущими мыслями пребывал в заблуждении, тот и простец, а последующие мысли о просветлении делают его Буддой[279].

Хуэйнэн

Всякое человеческое существо, следовательно, может стать аватарой – по воле Божьей, а не благодаря одним только собственным усилиям. Человеку нужно указать путь и помочь ему Божьей милостью. Дабы обучить мужчин и женщин, Божество принимает облик обычного человеческого существа, которое жаждет спасения и просветления, как предписано божественной Природой Вещей, – через любовь к ближнему, полное умерщвление «Я» и целеустремленную сосредоточенность сознания. Достигнув просветления, аватара может указать путь к нему другим людям, помочь им стать теми, кем они уже потенциально являются. Tel que lui-meme еn fin l'éternité le[280]. Разумеется, вечность, которая преобразует нас в истинных Нас, не просто опыт жизни после смерти тела. Никакого опыта вневременной Реальности человек не получит в отсутствие аналогичного или сходного знания о мире времени и материи. Своими наставлениями и своим примером аватара учит, что обрести преобразующее знание возможно, что все разумные существа должны к этому стремиться, что рано или поздно все они к этому придут.

Глава 4

Бог в мире

То – действительное, То – Атман. Ты – одно с Тем» – с Богом внутри и Богом снаружи. В Реальность можно проникнуть сквозь душу и при посредстве души, как и сквозь мир и при посредстве мира. А предположение, что до главной цели человек может дойти, выбрав какую-то одну из этих дорог, в обход другой, вызывает большие сомнения. Путь к божественной Основе пролегает одновременно через воспринимающего и через то, что воспринимается; это наилучший и самый трудный третий путь.

Будды и Патриархи всех десяти сторон трех миров, как только появились, только [тем] и занимались, что искали Дхармы. И вы, последователи Дао, посещающие занятия сегодня, тоже только и делаете, что ищете Дхарму. Постигнете Дхарму – на этом все и кончится, а до этого вы будете в зависимости от своего прошлого, пребывать в беспрерывном кругу превращений в существа пяти разрядов[281].

Хуанбо Сиюнь[282]

Все сотворенное вечно в Боге (в вечной идее Бога) и есть Бог, и не имеет