– Ратмир – ты видишь?

Встав рядом с ним, Ратмир несколько мгновений смотрел в даль.

– Неоднородность, – сказал он.

Резко ускорив шаги, они торопливо двинулись вперед. Серое пятно, переливаясь и вздрагивая, приближалось. Уже поняв, что впереди выход из туннеля, в тот же миг Вадим увидел, что рельсы, изгибаясь, уходят в сторону, через полсотни метров слева открылся боковой туннель, куда уходил рельсовый путь, впереди было еще полсотни метров ровного каменного пути, почти пробежав их, они остановились, в смятении озирая то, что открылось их глазам.

Большое круглое озеро под высоким куполом пещеры расстилалось впереди; освещенное редкими прожекторами, оно лежало впереди ровной черной поверхностью, справа и слева упираясь в каменные своды; напротив была широкая отмель, за которой в полутьме угадывались какие-то техногенные сооружения типа железобетонного портала с асфальтированными путями для въезда машин; россыпи электрических искр, попеременно с синеватыми вспышками вольтовых дуг, падали, рассыпаясь, из-под дальней части свода, заставляя полумрак пульсировать нервными всполохами; на этой стороне озера, на узком берегу кое-где видны были перевернутые пустые контейнеры, ржавые колеса без покрышек и прочие технические останки. Несколько деревянных лодок и перевернутая набок моторная видны были справа на отмели. Ступив на песок, Вадим торопливо двинулся к лодкам – старые и растрескавшиеся, с облупившейся синей краской, они мертвенно лежали, сваленные вместе; включив фонарь на каске для лучшего освещения, Вадим склонился над ними, пытаясь понять, в какой меньше щелей и больше вероятность остаться на плаву; выбрав одну, вместе с Ратмиром он перетащил ее к воде; побросав в нее все вещи и ботинки, подвернув брюки, они столкнули ее на воду и забрались в нее. Весла были тут же, повозившись и вставив их в уключины, Вадим попробовал грести; имея однократный опыт обращения с веслами когда-то много лет назад на Останкинском пруду, он справлялся плохо, лодка, впрочем, зигзагами и с увертками все же выехала на гладь озера; чуть приноровившись и начав грести уверенней, Вадим, оглядываясь, направил ее к противоположному берегу. На дне лодки появилась лужица, размер которой, впрочем, оставлял надежду добраться до цели, черпака не было; торопясь и стирая ладони в мгновенно образовавшихся водяных пузырях, Вадим налег, сколько хватало сил, течение, показывавшее, что озеро было проточным, слегка снесло его; несколько минут спустя дно лодки ткнулось в отмель. Выбравшись из лодки и обувшись снова, Вадим, переводя дыхание, остановился, глядя вокруг. Свет прожекторов хуже доходил сюда, вольтовы дуги с сыплющимися искрами, напротив, были почти над головой, отмель оказалась шире, чем виделось с противоположного берега, до смутно видневшейся вдали бетонной арки портала было не меньше полукилометра. Нагрузившись своей поклажей снова, они пошли по влажному песку, сине-оранжевые всполохи из-под свода, где, видимо, грунтовыми водами постоянно коротило какой-то проложенный там силовой кабель, неритмично подсвечивали полутьму, слева вдали в высветах этих всполохов графически черным был виден вросший в песок покосившийся гусеничный экскаватор, какие-то другие плохо различимые рукотворные предметы мерцали дальше, по дуге отмели. Ощущение того, что он движется по территории какой-то оставленной на ночь огромной стройки, где силами и сердцами тысяч энтузиастов возводится какой-то советский промышленный гигант, овладело Вадимом, падающие сверху россыпи искр напоминали искры от сварки, словно там, в вышине, на арматурных лесах работали оставшиеся на ночную смену хмурые, но дружелюбные сварщики и веселые монтажницы. Песок под ногами перестал хлюпать, став более плотным, прожектора отдалились, мрак сгустился, разноцветные искры полыхали уже вдали, за спиной. Ночь, неповоротливая и тяжелая угольно-индустриальная ночь была вокруг, овеваемые ее влажным дыханием, они шли по песку; повернув голову вправо, Вадим вдруг различил во тьме какие-то неясные очертания; взяв правее, он подошел ближе – небольшой одноэтажный домик-времянка, похожий на вагончик, какие часто бывают на стройплощадках, виднелся впереди; пройдя с полсотни шагов, он разглядел его лучше – дощатый, чуть приподнятый на арматурном фундаменте, он чуть отсвечивал стеклами двух окон, ко входной фанерной двери вела узкая железная лесенка из трех ступенек. Приблизившись, Вадим удивленно замедлил шаг – в одном из окошек ему почудился электрический свет. Поколебавшись, он подошел и, поднявшись по лесенке, постучал в дверь. Подождав мгновенье, он открыл ее и вошел. Единственная комнатка, ящики с книгами, узкая кровать. Человек за грубым дощатым столом, склонившийся над разложенными старинными свитками, обернувшись, поднял глаза на Вадима и стоявшего у него за спиной Ратмира, спокойно и без удивления глядя на них. Встретившись с ним взглядом, в одно мгновение поняв и прочитав в этом взгляде что-то такое, что в тот же миг заставило ему поверить и душевно связало его с этим человеком, Вадим с невольной слабой усмешкой обессилено привалился плечом к стене.

– Ну, куда-то мы, во всяком случае, дошли.

Рассматривая их, с на мгновенье вспыхнувшим веселым огоньком в глазах человек, склонив голову, кивнул.

– Что ж, спорить с этим было бы опрометчиво. Если, конечно, не заниматься точным определением того, куда вы шли, что представляется весьма неясным, – на диггеров, во всяком случае, вы, по-моему, не похожи.

Опустошенный, Вадим опустился на стул.

– А куда вообще мы все идем? – с всеохватностью истощения произнес он. Он кивнул на свитки и книги, лежавшие на столе, и раскрытый ноутбук рядом. – Сдается мне, что либо эти документы, либо то, что вы сами пишете, призвано дать ответ именно на этот вопрос.

С улыбкой человек удивленно повел головой.

– Не каждый день ко мне врываются с такими глобальными вопросами. – Он улыбнулся. – Вы, наверно, действительно шли издалека, если доросли до них.

– Ну, так кому, как не вам, давать ответы на них.

Вадим взглянул на фанерные полки, прогнувшиеся под тяжестью спрессованных на них мрачно-тяжелых фолиантов.

– Вы ведь ученый, не так ли?

Человек покорно кивнул.

– Ученый. Но вынужден вас немного разочаровать – именно ученые и не занимаются глобальными вопросами и проблемами, ибо они лучше, чем кто-либо другой, знают, что это нельзя сделать строго научно – то есть абсолютно доказательно обосновав все формулируемые положения, гарантированно отказавшись от всех хотя бы частично умозрительных. Ученые занимаются небольшими, обособленными проблемами, применительно к которым есть возможность рассмотреть предмет со всех сторон строго научно, в комплексе его свойств и взаимосвязей, и затем описать его строго доказательно и однозначно, окончательно установив, таким образом, истину. А сочинения на глобальные темы – удел дилетантов.

Невольно проникаясь его тоном беседы, Вадим на мгновенье задумался.

– Ну почему же – есть же примеры глобальных открытий и разом создаваемых глобальных систем, к примеру, в физике – Ньютон, Эйнштейн…

Человек, вежливо дослушав, улыбнулся.

– Знаете, я мог бы ответить политкорректно – в том смысле, что да, раз в триста лет, когда оказывается накоплен огромный предварительный материал, является гений, который силой своей мысли упорядочивает его и спаивает единой глобальной идеей, поднимая знание на новый уровень и создавая принципиально новую систему представлений, ну и так далее. Но я не скажу вам даже этого, потому что ваш пример в принципе не верен. Вот вы говорите – прорыв в физике, Ньютон, Эйнштейн… – Он почти весело взглянул на Вадима. – Но ведь Ньютон и Эйнштейн не физики.