Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Убили. Зарезали в собственном подъезде.
– Ну и где теперь этот Хиляев?
– В нашей базе по нему ничего нет.
– Значит, если я тебя понял, мы теперь ищем не глухонемого испанца, а русского бандюка, так?
– Никак нет. Испанец Хиль и гражданин Хиляев – одно и то же лицо.
Исполинская челюсть генерала стала опускаться вниз, грозя добраться до стола.
– Не понял.
– Я пока тоже.
– Ну так разберись, етить твою!
– Есть разобраться.
– Слушай, Лучко, а кто вел то дело в девяносто седьмом?
– Смирнов.
– Анатолий Василия? Отличный был следак. Жалко, теперь на пенсии. А знаешь что? Поезжай-ка к нему. Расспроси, что да как. Может, он чего и вспомнит. Ну все, можешь идти. – Дед с кислой миной отпил желтой жидкости из стакана. – Постой. А как там «Диета альпинистов»? Помогает?
– Так точно.
– А так с виду и не скажешь. Ладно, если что, я еще одну присмотрел – «шоколадную», специально для тебя. Съедаешь плитку в день и порядок – больше никакой пищи. – Поморщившись, Дед снова отпил из стакана. – Короче, заходи за подробностями – просвещу.
* * *
Раздался стук в дверь. Раскрасневшийся от быстрой ходьбы священник первым делом попросил стакан воды. Утолив жажду и устроившись в кресле, он наконец смог приступить к рассказу:
– Знаете ли вы, что в епископском архиве существует специальное хранилище для документов, представляющих особую важность для Церкви? Примерно раз в пятьдесят лет, а иногда и реже, часть документов по специальному распоряжению Ватикана переводят в открытый доступ. Именно таким образом пару лет назад была рассекречена одна очень любопытная переписка. Речь идет о послании епископа Тулузы кардиналу Толедо. В этом письме подробно пересказываются показания, которые инквизиторы под пытками вырвали у некоего тамплиера на допросе в Тулузе. А знаете, как звали того беднягу?
– Де Безье? – хором откликнулись Глеб с Вероникой.
На лице священника появилось выражение, какое можно видеть у ребенка, когда взрослые отбирают у него любимую игрушку перед тем, как отправить ко сну.
– Боже праведный! Вас трудно удивить. Но как вы догадались?
– Вас так распирало от радости, вот я и подумала, – рассмеявшись, сказала Вероника и повернулась к Глебу.
– Признаться, ход моих мыслей был немного другим, – сказал тот, – но теперь это уже не важно. Лучше скажите, как вы догадались поискать де Безье в епископском архиве?
– Думаю, что когда-то, листая аннотацию документов, поступивших в открытый доступ, я, должно быть, наткнулся на его имя, но оно тогда не отложилось у меня в памяти. Осталось лишь смутное ощущение, что я где-то его встречал. Слава богу, я догадался расспросить нашего архивариуса, и он сразу же направил меня по верному следу.
– А кстати, о каком времени мы говорим? – уточнил Глеб.
– Письмо датировано 1308 годом.
– Выходит, через год после разгрома ордена инквизицией. Очень интересно. Так о чем же рассказал в своих показаниях этот де Безье?
Вместо ответа священник взял паузу и опять попросил воды, явно стараясь вернуть рассказу желаемый драматизм, так некстати разбившийся о прозорливость Глеба и Вероники.
– О, это захватывающая история. Де Безье, представьте себе, пытали на предмет карты, якобы указывающей на место, где хранились спрятанные тамплиерами сокровища. Ну как, хотите продолжения?
Глеб и Вероника дружно закивали.
– Шевалье под пыткой подтвердил, что сокровища действительно существуют, но в детали вдаваться отказался. Только сказал, что клад спрятан в пещере.
– А поточнее? – попросил Глеб.
– Если быть точным, то в письме кардинала сказано, что узник в результате истязаний начал бредить. Его речь превратилась в бессвязную мешанину французского, испанского и латыни. На заданный много раз вопрос, где находится клад, он в какой-то момент дословно ответил: «In spelunca urbis Toleti…»
– В пещере города Толедо? – переспросил Глеб. – Но в какой?
– В том-то и проблема. Городские недра испещрены пещерами. Некоторые из них так велики, что, по слухам, простираются далеко за городские пределы. И это не считая подземных ходов, о которых я вам, помнится, уже рассказывал.
– Де Безье сообщил что-нибудь еще?
– Да, инквизиторам удалось разобрать еще одну фразу, якобы сказанную по-испански: «Свети сбоку…»
– И что могла бы означать эта бессмыслица?
Священник задумался.
– Не знаю. Возможно, дознаватели неважно владели испанским, а возможно, сознание шевалье к этому моменту уже полностью затуманилось.
– Хм, теперь несостоявшийся разговор Рамона и Дуарте выглядит совсем в другом свете, – задумчиво произнесла Вероника.
– Но откуда сведения о толедском кладе стали известны французскому рыцарю? – спросил Глеб.
– А что, если де Безье бывал или даже служил в толедском командорстве ордена? – предположила Вероника. – Это объяснило бы и тот факт, что шевалье бредил по-испански – значит, он прекрасно им владел.
– Есть еще одна любопытная деталь, – продолжил Бальбоа. – Отказавшись назвать точное место расположения клада, шевалье лишь туманно намекнул, на сей раз по-французски: «Бафомет укажет…».
– Бафомет? Кто это? – спросила священника Вероника.
Тот кивнул на Стольцева:
– Думаю, ваш друг объяснит лучше меня.
Глеб не заставил просить себя дважды.
– Речь идет о сатанинском божестве, которому якобы поклонялись тамплиеры. Во всяком случае, это было одним из самых серьезных пунктов обвинения на процессе.
– А как этот Бафомет выглядит?
– Обычно его представляют в виде дьявола с козлиной головой, рогами и бородой.
– Все поняла. Падре, можете продолжать.
– К сожалению, «Бафомет укажет…» были последними словами де Безье перед мученической смертью. Святой трибунал так и не понял, считать ли последние слова рыцаря признанием или насмешкой.
Вероника в задумчивости теребила непослушный локон, не желающий оставаться за ухом.
– Странная история, – сказала она. – Нос какой целью кардинал рассказал все это в письме к епископу?
– Кардинал Тулузы просил проверить достоверность показаний заключенного тамплиера. Однако, как явствует из дальнейшей переписки, никакого клада обнаружить не удалось.
– Думаете, де Безье все это выдумал под пыткой?
– Этого мы не знаем, – ответил Бальбоа. – Знаем только, что письмо французского епископа неоднократно перечитывал частый гость архива – Хавьер Дуарте.