Затем одна неудача следует за другой. Покушение срывается. Начальнику производства кто-то дает по башке, а самого Степана арестовывают. Однако Степан не унывает. Он решает подставлять Каримова и дальше. Подкупив охрану в КПЗ, он звонит Кореневу и велит в завуалированной форме уничтожить следы звонка начальника производства ему. Потом милиция, допросив оператора, решит, что Степана подставляют. Фотографии Степан думает предъявлять только в крайнем случае. Потом Лариса наняла меня. Коренев через прослушку в телефоне узнает о моем общении с оператором и решает, что этого достаточно и надо устранить свидетеля, видевшего его лицо. Благодаря мне и этот план срывается. После того как я добилась освобождения Степана из тюрьмы, он возвращается домой и подсовывает мне в сумочку «маячок», а узнав о том, что я собираюсь встретиться с Ефимом, велит Кореневу устранить обоих.

Дальше произошло то, что произошло. Коренев, несмотря на отличную специальную подготовку, не справляется со мной ни тогда, ни потом в гараже, а позже в коттедже. Степан весь на иголках. У него встреча с иранцами, которые, осмотрев производство, не желают подписывать контракт. Условного сигнала от Коренева все нет и нет. На экране навигатора он видит, что «маячок» Ларисы движется прочь от коттеджа. Нервы сдают. Он сам звонит Кореневу и, не получив ответа, мчится за нами до мебельной фабрики. В багажнике джипа лежит избитый, связанный шофер. Его Степан собирался сделать козлом отпущения. В тот момент он еще не решил, что сделает с ним — сожжет вместе с машиной или просто инсценирует его самоубийство, пристрелив. Все должно было выглядеть, как если бы шофер убил Ларису и меня, а затем выстрелил в себя.

Выключив диктофон, я сказала Неделькину:

— Батенька, да у вас бред на почве ревности, если выражаться медицинскими терминами, а если по-простому, то вы обычный придурок. Ведь не было же ни одного твердого доказательства, что жена вам изменяла.

— Того, что я видел, было вполне достаточно, — процедил сквозь зубы Степан. — Например, домработница застала в квартире охранника без штанов. Это тоже, скажете, нелепая случайность?

— Да, — кивнула я, — случайность.

— Не выставляйте меня идиотом! Почему именно с моей женой происходит столько нелепых случайностей! Такого не может быть! — заорал, брызгая слюной, Степан.

Вошедшая медсестра вколола Степану успокоительное. Его начали готовить к транспортировке в тюремный лазарет.

Я спросила у Земляного:

— Вячеслав Юрьевич, а Коренев действительно, что ли, признался?

— Нет, твердит, что его нанял Каримов, — покачал головой следователь, хитро улыбаясь, — маленькая хитрость такая. Теперь дам ему послушать запись с диктофона, и он запоет как соловей.

Мы вышли в коридор. Я присела рядом с зареванной Ларисой и поинтересовалась, как она? Сможет ли дойти до машины?

— Да, смогу, — ответила она, — со мной все в порядке. Степан просто меня не любил. Я проживу без него. У меня будет ребенок.

Я помогла ей встать и довела под руку до выхода.

В течение нескольких последующих дней арестовали Каримова, его начальника службы безопасности Хайрулина и нескольких прихвостней, причастных к избиению начальника производства «ЗМК-Тарасовский». По заверениям Земляного, дело передали в прокуратуру и скоро должен был состояться суд. Я намекнула было Ларисе, что ей опасность больше не угрожает, но она со слезами на глазах упросила побыть с ней еще хотя бы пару денечков. Из моей комнаты в общежитии мы переехали в квартиру Неделькиных. В вестибюле нас встретила Альбина Германовна с большой коробкой шоколадных конфет для Ларисы. Она обняла ее, как дочь, прослезилась и заговорила, утешая:

— Все будет хорошо, держись, девочка.

— Да я уже не расстраиваюсь, — заверила ее Лариса, хотя глаза у самой были на мокром месте. — Давайте поднимемся и будем пить чай с конфетами.

Идею поддержали единогласно. Поднялись, вошли в квартиру. Альбина Германовна взяла на себя труд заварить чай, Лариса открыла коробку, а я плюхнулась на диван в гостиной, взяла пульт от телевизора и стала щелкать каналами в поисках чего-нибудь стоящего. Через пять минут Альбина Германовна прикатила столик с чаем и конфетами.

— Ой, я так обожаю шоколад! Мне ничего не надо, только дайте конфетку, — радостно захлопала в ладоши Неделькина.

— Мы уже в курсе, — буркнула я. Маниакальная страсть Ларисы к шоколаду временами немного настораживала.

Альбина Германовна разлила чай, села справа от меня с чашкой чая и конфетой. Лариса предложила тост за мир во всем мире.

— Чтобы у вас все было хорошо, Лариса Анатольевна, — поддержала ее домработница и спохватилась: — Ведь вино же есть! Что же мы чай пьем?

— Мне нельзя, — ответила Лариса.

— А я вообще не пью, — присоединилась я к ней, выбирая себе конфету из коробки. Все выглядели одинаково соблазнительно.

— Бери круглую с полосочками, — посоветовала Лариса.

В прихожей зазвонил телефон, и она сорвалась с места, воскликнув:

— Сидите, сидите, я подойду.

Я взяла конфету, попробовала и поняла, что в ней в качестве начинки использовался тертый орех, какое-то суфле с каплей коньяка.

— А вот эта с черносливом, — сообщила мне Альбина Германовна с улыбкой монстра из-за шоколада, налипшего на зубах.

— Обязательно попробую, — пообещала я.

Лариса в это время болтала с кем-то по телефону. Разговор что-то затягивался, и голос у Ларисы был очень подавленный.

— Лариса, чай остывает, — позвала я.

— Сейчас иду, — донеслось из коридора.

Я допила свой чай, и Альбина Германовна налила мне еще.

Лариса положила телефонную трубку, послышались ее медленные шаги, а затем в комнату вошла она сама. Остановилась перед нами с озабоченным лицом.

— Что такое? Кто звонил? — спросила я, чувствуя, что произошло что-то нехорошее.

— Степан звонил, — глухо отозвалась Лариса, сглотнув ком, стоявший в горле. — Плел что-то, хотел извиниться…

— Чего? Да как он посмел! — завопила Альбина Германовна. — Ну и наглец!

— Телефоны там, что ли, заключенным выдают, — буркнула я, взбудораженная новостью, — что там за охрана такая? А ты, Лариса, если такое еще раз случится, посылай его, и все.

— Да нечего с ним разговаривать, — поддакнула домработница, — только нервы себе будешь трепать. А тебе надо беречься.

— Он еще сказал что-то странное, — продолжала Неделькина, морща лоб и пытаясь собраться с мыслями, — когда ты, Женя, меня позвала. Он спросил, кто у меня там. Я ответила. А он поинтересовался, что мы делаем. Я говорю — чай пьем с шоколадными конфетами. Ну и Степа почему-то вдруг обрадовался, сказал, что в конфетах К-2, и это его страховка в непредвиденном случае.

Я как раз жевала очередную конфету и, заслышав название яда, выплюнула ее прямо на пол, не заботясь о приличиях.