ты можешь спокойно принять душ. — Он указывает жестом на тускло освещенный коридор. — Вторая дверь слева. Все должно быть на месте, а полотенца — в ванной. У меня есть доверенный персонал, который этим занимается.

Я киваю, крепче сжимая лямки рюкзака.

— Звучит неплохо. Я просто… пойду приведу себя в порядок и встретимся здесь?

— Да.

У него настороженный взгляд, прежде чем Лиам бросает сумки рядом с собой и приближается ко мне. Я стою как вкопанная, пока он не оказывается лицом к лицу со мной, обхватывая руками мое лицо и сливаясь своим ртом с моим.

Прикосновения Лиама успокаивают меня, проникая глубоко внутрь, в мое сердце и душу. Мышцы сбрасывают напряжение, и я расслабляюсь в его объятиях. Знание того, что Лиам заботится обо мне, что раньше он опасался за мою жизнь и спас меня, значит больше, чем можно выразить какими-либо словами.

Я цепляюсь за его рубашку и с жаром отвечаю на его поцелуй. От его вкуса по позвоночнику пробегают восхитительные мурашки.

Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, он прижимается лбом к моему, наше дыхание становится затрудненным. Наконец, Лиам издает стон, отпускает меня и отступает назад. На его губах появляется едва заметное подобие улыбки.

— Продолжай, пока я не расслабился.

Я не могу подавить ухмылку, направляясь в сторону коридора.

— Не могу этого допустить.

Быстрый шлепок по заднице застает меня врасплох, и я оглядываюсь на него.

Хотя выражение его лица остается спокойным и нечитаемым, в его глазах пляшут огоньки, и это вызывает во мне трепет от того, что я открыла в нем эту более игривую сторону.

— Увидимся через несколько минут, — повернувшись, Лиам берет тяжелые сумки, сухожилия и мышцы на его предплечьях напрягаются.

Я пробегаю по коридору и быстро ныряю в комнату, куда он меня направил. Несколько минут спустя захожу в красивую душевую кабину в нише в смежной ванной комнате.

Теплая вода струится по моему телу, и это предупреждает меня о боли, оставшейся после ночи с Лиамом. То, как он манипулировал моим телом, чтобы получить самый глубокий угол, будь то для его языка или члена, было восхитительно.

Опустив подбородок на грудь, я позволяю горячей воде разогреть мышцы моей шеи. Смывая остатки мыла с кожи, наблюдаю, как подкрашенная вода мчится по кафельному полу к сливу.

Внезапно мое зрение затуманивается, и я инстинктивно сжимаю пальцы в кулаки, упираясь ими в стену душевой кабины, когда вспышка воспоминаний настигает меня со всей силой.

Кровь стекает по моему телу, собираясь в гипнотический вихрь вокруг слива возле моих ног. Сидеть на кафельном полу — это все, что я могу вынести, и я осторожно прислоняюсь к стене душевой. Мучительная боль пронизывает все тело, проникая так глубоко, что трудно определить, какая часть тела не пострадала.

Почти уверена, что получила переломы левого запястья, правого локтя, левого указательного пальца и правой стопы. То, что я плохо дышу через нос, а также отек вокруг переносицы, говорит мне о том, что, вероятно, это тоже хреново.

Несмотря на изнуряющую боль, по моим венам течет чувство глубокого удовлетворения, выступающее в качестве своеобразной анестезии.

Как будто кто-то широко открыл клапан, меня переполняет чувство достижения. Может быть, мне и не удалось уйти без единой царапины, но я точно оставила свой след… и даже больше.

Я заставила их заплатить жизнью.

Хотелось бы думать, что, если бы он был жив, тот бы понял, почему я так поступила, особенно учитывая его прошлое.

— Я сделала это ради тебя. — Я мгновенно жалею о своих словах, когда меня пронзает раскаленная до бела агония.

Добавьте к этому списку возможный перелом челюсти.

Морщусь и издаю резкое шипение, когда горячая вода омывает мои разбитые костяшки пальцев и другие бесчисленные царапины, но я не могу найти в себе силы, чтобы изменить температуру. Черт возьми, я не могу заставить себя пошевелиться. Вода, скорее всего, станет холодной раньше, чем я смогу это сделать.

Осознание прорывается сквозь толстое одеяло агонии, и я резко открываю глаза. Здесь кто-то есть. Не знаю, как мне это удается, но я поднимаюсь на ноги, хотя жгучая боль сопровождает движение каждой мышцы.

Каким-то образом меня нашли.

Огромная рука ложится мне на плечо, я разворачиваюсь, нанося ему удар, но он слишком быстр. У него нет ран. Одна рука обхватывает мои запястья, а другая ныряет к моему затылку. Зрение плывет перед глазами, и я понимаю, что это конец.

Это конец для меня.

— Алекс! Посмотри на меня!

Каким-то образом отчаяние, звучащее в голосе мужчины, возвращает меня в настоящее.

Окончательно восстановив концентрацию, я вглядываюсь в лицо Лиама, на котором застыло озабоченное выражение. Пальцы, сжимающие мой затылок, бесконечно расслабляются, а его глаза остаются прикованными к моему лицу.

— Куда ты от меня делась? — нежно прошептал он. — Я называл твое имя десятки раз.

Моя грудь вздымается, как будто я только что пробежала марафон за рекордное время.

— Я не знаю… — качаю головой, борясь с желанием разрыдаться. — Я просто… вспомнила, что мне было так больно… Так больно…

Только сейчас я понимаю, что он вошел в нишу душевой вместе со мной, одетый только в шорты.

— Эй.

С нежностью, от которой у меня сердце заколотилось в груди, он притягивает меня ближе, не обращая внимания на мое мокрое, обнаженное тело.

— Со мной ты в безопасности.

Его прикосновения не чувственные, а успокаивающие. Я уязвима и обнажена перед ним, но этот мужчина не пользуется этим — мной. Он снова заботится обо мне, предлагая все, что может дать. Как и в случае с русскими ублюдками, Лиам подверг свою жизнь риску, чтобы защитить меня.

Лиам без раздумий застрелил обоих мужчин, готовых убить меня. Он оставил свои тренировки и дом, который создал для себя, чтобы попытаться скрыться от придурков, охотящихся за мной — а теперь за нами.

Когда я прижимаюсь губами к его ключице, горло сжимается, а буря эмоций обрушивается на меня невидимыми ударами. Я бормочу слова так тихо, что их едва не заглушает шум душа.

— Мне так жаль, Лиам. Клянусь, если бы я что-то помнила, я бы никогда не втянула тебя в это.

Его руки крепко обхватывают меня.

— Я верю тебе. — Эти слова звучат в ответ также тихо, но в них есть уверенность.

Он верит мне — женщине, которая даже не знает ни своей фамилии, ни даты рождения. Эта уверенность в его простом ответе сама по себе служит целительным бальзамом.

Оказавшись в его крепких объятиях, я греюсь