семилетнее (1951–1952 гг.). К нам в выпускные классы «пригоняли» допризывников (на 3–5 лет старше нас), чтоб хотя бы «на бумаге» образовать их до установленного предела «экстерном». Но дальше учиться детям колхозников не поощрялось. Создавали искусственные трудности. Десятилетки были только в райцентрах. Где жить? Если снимать угол, чем платить? Да и в этих углах условий для подготовки к урокам не имелось. К 1 сентября вменялось детям колхозников представлять справки о выработанной сумме трудодней (норма 100 т/д). Хотя школьники райцентра и дети неколхозников летом отдыхали, не работая. Поэтому все лето — мы работали в колхозе ежедневно с утра до вечера. Не до книг. Приходили потом в школу, забыв многое, мучительно вспоминали нужное. А по итогам I четверти получивших двойку отчисляли. Иди, милый и хороший, работать и дальше в колхозе… задарма.

Материальное положение колхозников оставалось плачевным до конца 1953 года (до снижения неподъемного бремени налогов). Лишь в отдельных колхозах отдельные председатели находили какие-то временные выходы (ухода от налогов благодаря имевшимся лазейкам в законах). В нашем колхозе председателем стал мой старший брат Михаил, до этого работавший в Туже в райисполкоме. Он специализировал хозяйство на производстве льнотресты, учтя, что опыт возделывания льна-долгунца был отработан в деревне давно и основательно, что ценовые условия по поставке льнотресты по какой-то причине были в те годы выгодными в отличие от производства зерна и животноводческой продукции. В результате несколько лет наши колхозники стали получать даже деньги. Но, соответственно, временно. «Сметливые» комсоветские чиновники увидели лазейки и быстренько их закрыли.

А в целом крестьянству и крестьянствованию приходил конец. Несмотря на жесткое давление («кнут»), увещевания («пряник») всяческих комсоветских краснобаев, бодряческие фильмы о прекрасно живущих кубанских казаках и книги о деревенских кавалерах золотой звезды, о приближающемся светлом коммунистическом будущем, колхозные крестьяне осознали свое рабское положение, из которого в нашей стране родимой с рабоче-крестьянским правительством и серпом в гербе выход только один — исход из деревни.

Все отслужившие в армии парни, начиная с призыва 1926 г. (их служить заставили 7 лет до 1950 г.), в деревню не возвращались. Устраивались, где попало, где удалось: в шахту, в химкомбинат, в военные объекты в тундре ли, в пустыне ли, на опасные объекты атомной программы. Одним словом, везде и без страха, потому что страшнее колхоза ничего не могло быть.

У девушек — более узкий выбор, только через оргнабор или в прислуги горожанам (нянями, домработницами и т. п.). Оргнабор государство осуществляло тоже только в такие места и предприятия, куда добровольно никто не устраивался.

Путь уехать из деревни через учебу удавался лишь единицам. Через лишения, через сверхнапряжение, счастливую случайность. Без паспорта устраиваться где-либо самостоятельно было невозможно. И случаев выдачи паспорта колхозникам до смерти Сталина не отмечено.

Поэтому я называю послевоенный период в 1945–1953 гг. в нашей стране последним этапом уничтожения крестьянства, когда ему был нанесен комсоветами последний злонамеренный удар, в результате которого колхозные крестьяне были вынуждены сделать окончательные и бесповоротный вывод: крестьянствование надо бросать, если хочешь быть человеком. Все. Хочешь жить — убегай из деревни.

Крестьяне решили бросить свое ремесло, дома, землю, на которой тысячелетия жили и работали их предки. И это не скоропалительное решение. Годами выношенное. Исчерпалось не только великое крестьянское терпение, но и были исчерпаны все обычные доводы, что как-то все образуется, жизнь наладится.

Забыв все обиды, ненависть за расстрелянных родственников, умерших в комсоветские «голодоморы», крестьяне внесли решающий вклад в победу над Гитлеровской Германией. А в ответ получили тяжкое, обидное порабощение. За что сражались и гибли? За эту жизнь беспросветную? За бесплатную работу? За голодомор очередной? За голодные глаза ребятишек? Комсоветы добились того, что не смогли за столетия предыдущие правители.

И это совершила так называемая «рабоче-крестьянская власть», «самые человечные человеки», вещавшие о всеобщем счастье! Как долго они дурачили нас! Как долго одурачен был и я, повторяя на многочисленных экзаменах по марксизму-ленинизму, истории партии, марксистско-ленинской философии и т. п. их сатанинские лозунги о коммунизме, бездумно проходя мимо бесчеловечных слов «о реакционности всего крестьянства», «о религии как опиуме для народа» и т. д. и т. п.!!!

Почему главным оружием плохих людей является обман, льстивые слова, явно несбыточные обещания распрекрасного, только доверь им управление и все будет? Потому что другим способом они жить не могут и богатство им не создать, так как они не хотят работать, трудом своим создавать богатство. Вот для этого и врут, обещают, держат потом в информационной блокаде, в невежестве, чтоб кругозора у обманутых не было. И обещают, обещают сладкими словами.

А мы верим, верим и продолжаем верить этим ничего производительного не сделавших за свою жизнь краснобаям и доверяем, что самое опасное для нас, управлять нами. Почему? От недостатка ума? Нет, вроде, есть ум, не хуже других народов. Наверное, от нежелания думать? И думать постоянно, всегда до мелочей, расчетливо, скрупулезно взвешивая с разных сторон? Да, кропотливая постоянная задумчивость скучна! Лучше быстро, пусть на авось! Да и ответственность на себя, за свое решение брать не хочется! Тогда и спрос будет всегда с себя за плохие результаты! Пусть лучше других — Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева, Ельцина, Путина и т. д. — будем винить, а не себя. «Дяревню», лимиту, чернокожих, евреев и т. д. будем винить, а не себя. Никогда не анализируем свои ошибки, не берем вину на себя, в себе самом не ищем ошибок, резервов роста, причин плохой жизни.

Это есть в нас, это правда. А умно ли это? А, главное, разве можно улучшить свою жизнь, не исправляя своих ошибок? Ведь другим наплевать на нас. Они тоже думают о себе. Конечно, легко другим указывать. Это и в поэзии тех лет прославлялось: «Он хату покинул./Пошел воевать,/ Чтоб землю в Гренаде/Крестьянам отдать! (М. Светлов).

И постепенно деревня стала редеть. Поумирали старики и старухи. Поуезжали, кто смог уехать. Оставались, кто уехать не мог: пожилые, не имеющие никого в городах, не владеющие никакой городской специальностью. Да, и в сталинское время свободно решить об отъезде было нельзя. Массово стали уезжать после смерти Сталина, когда началась какая-никакая свобода.

Помню во время его похорон митинг в школе. Меня очень удивляли плачущие ученики села Тужи, дети чиновников, которые не знали, что такое сельхозналог и прочее, имели паспорта и какие-никакие зарплаты деньгами. Мы, деревенские не плакали. Что-то выражать свое — не выражали: времена еще были жестокие, все можно было схлопотать. У одного жителя одной из ближних деревень был детекторный приемник, и по нему, пошел слух, сказали, что в СССР умер пожизненный диктатор Сталин.