должны поймать мартышку. А когда кто-то преследует совместную цель, каждый знает, что то, что важно для него самого, важно, по крайней мере, потенциально, и для остальных тоже. Совместное внимание также может возникать благодаря действию восходящих процессов обработки информации, как в случае, когда на горизонте появляется странное животное, и каждый из нас его видит, а потом мы смотрим друг на друга, чтобы убедиться, что у нас всех возник совместный интерес к нему. В данном случае интерес не обусловлен текущей совместной деятельностью, хотя во многих случаях он может основываться на какой-нибудь прошлой совместной деятельности или совместно пережитом опыте. Однако наше предположение заключается в том, что совместное внимание впервые возникло в эволюции (а в наши дни возникает у младенцев) благодаря нисходящим процессам обработки информации в рамках совместной деятельности, направленной на достижение совместных целей[17]. Таким образом, взаимовыгодное сотрудничество стало условием для появления общего смыслового контекста, который необходим для интеллектуально нагруженной человеческой кооперативной коммуникации.

Если рассматривать конкретно коммуникативную сторону процесса, то, раз мы взаимно сотрудничаем, чтобы достичь нашей общей цели, то каждому из нас выгодно помогать другому, и, поскольку мы находимся в общем контексте совместной деятельности, то мы будем стремиться понять попытки нашего партнера попросить у нас помощи или помочь нам. С этой точки зрения, стремление коммуниканта просить о помощи и стремление реципиента просто помочь ему могли возникнуть естественным образом как способ облегчить процесс достижения общей цели. Заметьте, что шимпанзе время от времени все-таки предлагают помощь своим собратьям. Из этого следует, что в эволюции уже существовала какая-то отправная точка для превращения просьбы о помощи со стороны окружающих в базовый коммуникативный мотив. Однако шимпанзе ни при каких условиях не предоставляют окружающим полезную информацию из соображений помощи, и в большинстве видов коллективной деятельности не предлагают свою помощь другому. Из этого следует, что процессу эволюции еще есть куда идти. Также обратите внимание, что в деятельности, направленной на взаимное сотрудничество, различия между просьбами о помощи и помощью окружающим за счет сообщения им чего-нибудь полезного минимальны. Так, если мы вместе тащим бревно по направлению к нашей общей цели, и на нашем пути возникнет препятствие, то я могу попросить, чтобы ты помог нам и убрал это препятствие, или я могу дать тебе знать о существовании этого препятствия, что, как я предполагаю, вызовет у тебя желание помочь нам и убрать его. Если же мы находимся в ситуации, не предполагающей взаимной выгоды, разница между просьбой о помощи (я хочу, чтобы ты отодвинул тот камень, потому что это поможет мне достичь моей цели) и помощи другим за счет предоставления им необходимой информации (я хочу, чтобы ты обратил внимание на тот камень, потому что он мешает тебе достичь своей цели), будет гораздо больше.

Возможно, в данном случае будет поучительна следующая аналогия. Существует интересный морфологический факт, что из всех приматов четкое прослеживание направления взгляда возможно только у человека (благодаря белой склере; Kobayashi, Koshima 2001). Естественно, что даже младенцы склонны прослеживать направление взгляда, а не направление поворота головы окружающих, в то время как человекообразные обезьяны, наоборот, склонны прослеживать направление поворота головы окружающих, а не направление взгляда (также см. Tomasello et al. 2007). Почему так сложилось? От «сообщения» окружающим о направлении своего взгляда человек должен получать какую-то выгоду. Судя по всему, из этого следует, что ситуации, где он может рассчитывать на то, что окружающие будут использовать эту информацию в целях сотрудничества и помощи, будут преобладать над теми, где она будет служить для конкуренции и эксплуатации. Мы можем подумать о видах коммуникативного поведения, которые предназначены для выражения каким-то образом внутреннего состояния человека. Например, можно рассматривать просьбы, возникающие в ходе сотрудничества, как способ «известить» окружающих о том, что у меня возникло какое-либо желание, а это может иметь адаптивный смысл только в том случае, если мне выгодно, чтобы окружающие знали о моем желании. Как правило, это происходит, если у других есть свои личные соображения, по которым они хотят помочь мне удовлетворить мои потребности — как в случае взаимовыгодного сотрудничества. Таким образом, в подобных ситуациях у людей могли развиться навыки и стремление к тому, чтобы давать другим знать о своих потребностях или сообщать им о том, что, в конечном счете, могло бы оказаться обоюдно полезным.

С точки зрения средств коммуникации как таковых, очевидно, что в ситуации взаимного сотрудничества будет наиболее вероятным использование указательного жеста (чтобы попросить других о помощи или, возможно, даже предложить помощь). Взаимное сотрудничество происходит здесь и сейчас. Совместные цели и совместное внимание очень жестко структурируют его посредством нисходящих процессов обработки информации. Поэтому указательного жеста в большинстве случаев будет достаточно, чтобы дать другим понять, что нужна помощь, или чтобы предоставить им необходимую информацию. Мы даже можем успешно сообщить о местонахождении потерянного инструмента, указывая в сторону его вероятного местонахождения. Употребление изобразительных жестов на данной ранней стадии развития, скорее всего, еще не было возможным, потому что для того, чтобы их не воспринимали, как бессодержательные действия в неправильном контексте (см. ниже), необходимы описанные Грайсом коммуникативные намерения. Однако, если на данном этапе уже были какие-нибудь навыки имитации, то естественно возникающие интенциональные движения (например, «подталкивание» кого-либо к месту, где он должен будет что-нибудь сделать) могли появиться не только благодаря ритуализации в ходе онтогенеза, как у человекообразных обезьян, но также и благодаря имитации.

И, таким образом, мы можем выдвинуть относительно непротиворечивую теорию о том, что сотрудничество людей друг с другом уже с самого начала было взаимовыгодным, причем взаимовыгодный характер обеспечивался первым шагом со стороны более терпимого к окружающим и щедрого при разделе пищи партнера. Более необычное положение нашей теории заключается в том, что взаимовыгодное сотрудничество является естественным контекстом, в рамках которого возникает кооперативная коммуникация. В частности, способность к рекурсивному «считыванию намерений» изначально возникла в процессе формирования совместных целей. Благодаря этому появилась способность направлять совместное внимание на вещи, имеющие отношение к достижению общей цели (нисходящие влияния), и, возможно, другие формы общего смыслового контекста. Мотивы помощи, которые у человекообразных обезьян уже иногда встречаются вне ситуаций общения, могли начать бурно развиваться в ситуации взаимовыгодного сотрудничества, когда то, что я помогаю тебе, полезно мне самому. И, таким образом, возникающие в ходе общения просьбы о помощи — либо в виде действий, либо в виде информации — и способность удовлетворять эти просьбы возникли, вероятно, в ходе взаимовыгодной совместной деятельности. Возможно, то же самое можно сказать о возникновении способности помогать окружающим,