Йо по-прежнему размышлял о Франце – пока не остановился от удивления во второй раз за этот день.

Перед могилой Карла, раскинув юбки элегантного голубого платья по земле, сидела женщина. Она наклонилась, чтобы поправить одну из фигурок, и Йо с изумлением глазел на узкую талию, элегантную шляпку. Сердце пропустило удар… однако у женщины были каштановые, а не рыжие волосы. Йо шагнул ближе, и женщина испуганно обернулась. Йо уставился в прекрасные карие глаза и удивленно вздохнул.

– Эмма, – тихо произнес он.

Эмма знала, что однажды это случится. Но теперь, после стольких лет, встреча застала ее врасплох.

Она не виделась с Йоханнесом Болтеном с тех самых пор, как уехала Лили, но снова и снова представляла, что произойдет, если они однажды встретятся. Что она скажет. Что он ответит. Поначалу, в первые дни после отъезда Лили, Эмма ожидала, что Йо придет к ней кипя от ярости, и потребует объяснений, и ночами не спала, прокручивая в голове вопрос: говорить ли правду?

Эмме всегда очень нравился Йо. Он был человеком честным и искренним, мрачноватым, но с добрым сердцем. Он был слишком умен, чтобы до конца жизни трудиться простым грузчиком. А еще Эмма знала, что он по-настоящему любил ее подругу. Однако отношения с Йо едва не стоили Лили жизни. С Йо у нее не было будущего. К тому же, он предал ее, разбил сердце. Просто оставил в больнице после того, как она чуть не умерла от кровопотери. Трусливо исчез и не давал о себе знать.

«Нет», – в какой-то момент решила Эмма. Правду она не скажет. Лили должна обрести покой. Она вышла замуж за Генри и будет воспитывать своего ребенка под защитой семьи, а не в затхлой, грязной квартирке в бедных кварталах.

Эмма всегда считала, что любовь превыше условностей, а свобода выбора – общественных устоев. Но в этом случае она видела, что может случиться, если рисковать слишком многим.

Йо не вернулся, и Эмма пришла к выводу, что Лили права: он не мог ее простить и не хотел больше иметь ничего общего с ней и ребенком. Через некоторое время она услышала, что Йо в городе, участвует в борьбе за права рабочих. Но они никогда не пересекались, и Эмма испытывала облегчение от того, что ей не пришлось скрывать от него местонахождении Лили.

Эмма начала было вставать и, к ее удивлению, Йо протянул руку и помог ей подняться. Смутившись, Эмма смахнула с юбки мелкие камушки. Она редко когда не знала, что сказать. Йо тоже молчал, лишь пристально смотрел на нее, явно не зная, как начать разговор. Он по-прежнему был очень красив, но казался измученным. В темных глазах были видны красные прожилки. Эмма смерила Йо внимательным взглядом. Выглядел он нездорово.

Вдруг Йо вытащил из кармана маленькую деревянную фигурку. Опустился на колени и поставил к остальным. Поправил маленького кролика, поднял упавшего солдатика и стряхнул с его каски несколько крупинок земли. Эмма наблюдала за ним, чувствуя комок в горле.

– Я оставлю тебя одного, если ты…

– Не уходи, – тихо, но твердо сказала Йо. Он еще секунду постоял на коленях перед могилой, было видно, как на щеках у него заиграли желваки. Потом Йо поднялся, и взгляд его прояснился.

Он сложил руки на груди и посмотрел на Эмму таким пристальным взглядом, от которого у нее по спине пробежала дрожь.

– Что ты здесь делаешь?

Эмма слабо улыбнулась.

– Я прихожу сюда каждые две недели, – сказала она и увидела, как Йо удивленно нахмурился. – Я чувствую, что должна навещать его.

– Мы никогда ни в чем тебя не винили, ты же знаешь.

Эмма прикусила губу.

– Твоя мать – винила, – возразила она, но Йо отмахнулся.

– На самом деле она прекрасно понимает, что ты сделала все возможное, чтобы спасти Карла. Наш семейный врач подтвердил, что с бешенством ничего нельзя сделать. Он поступил бы так же. Мама знает, Эмма, поверь!

Тяжело сглотнув, Эмма кивнула.

– Однако мне все равно ужасно жаль!

Йо грустно улыбнулся.

– Карл часто мне снится, – сказал он, и каждое слово резало Эмму, как нож. – Он стоит у моей кровати, смотрит на меня и спрашивает, когда сможет вернуться к нам…

Йо замялся. Потер руками лицо, словно пытаясь избавиться от кошмара, который продолжал преследовать его наяву.

Эмма не знала, что ответить.

– Карл сейчас на небесах, и… – начала она неуверенно, но Йо прервал ее, фыркнув:

– Уж кто-кто, а ты… Ты ведь не веришь в это?

Эмма замерла и, помолчав, наконец признала:

– Нет. – На самом деле, она столько всего повидала, что давно утратила свою без того нетвердую веру. – Не совсем.

Йо покачал головой.

– Не для меня. Я не могу лгать себе только для того, чтобы не смотреть фактам в глаза. Смерть – это конец. Я больше никогда не увижу Карла.

Эмма задумчиво посмотрела на могилу, на маленькие фигурки, покрытые инеем.

– Я не верю в рай. Однако между жизнью и смертью есть промежуточные состояния, которые не объясняет религия, – сказала она.

– Да? И что, например? – спросил Йо, удивленно склонив голову набок.

Эмма на мгновение задумалась, а потом ответила:

– Сны, например. Мое представление о смерти больше похоже на… Некоторые лекарства переносят нас в другое состояние, позволяют видеть разные вещи и переживать разные события. Кто сказал, что этих вещей на самом деле не существует? Есть люди, чья душа давно покинул тело, но они продолжают дышать, и есть люди, которых признали клинически мертвыми, но они открывают глаза и начинают говорить. Где начинается жизнь и где она заканчивается? В ходе своей работы я повидала столько странностей, что не могу с уверенностью дать определение смерти.

Она посмотрела на Йо.

– Ты, конечно, прав: какой бы утешительной ни была концепция рая, где все однажды встретятся вновь, она совсем не реалистична. Я не верю в религию или учение Церкви о спасении, но если изучаешь медицину и биологию, то понимаешь, что в мире все взаимосвязано. У всего есть своя цель, свое предназначение. Все продумано до мелочей, понимаешь? – Эмма улыбнулась. – Не знаю, кем продумано, но жизнь – это величайшее чудо. И если кто-то или что-то – высшая сила, Бог, кто угодно, – смог все это сотворить, значит, он знает, что делать с нами после смерти. Я в этом абсолютно уверена.

Эмма с удивлением заметила, что на губах Йо заиграла слабая улыбка.

– Твои слова звучат куда убедительнее всего, что я когда-либо слышал от священников, – пробормотал он.

Они медленно направились прочь. Парк был