Кошмар длился долго. Рени пялилась в пол, подавляя желание завизжать и опрометью броситься вон. Это не люди, это животные — нет, хуже животных, ибо какой дикий зверь в состоянии измыслить такую мерзость? Пора искать Ксаббу и уходить. Это ничем не выдаст их — даже в таком гнусном месте не все посетители в состоянии наслаждаться подобным зрелищем. Рени попыталась встать, но широкая ладонь Стримбелло вцепилась ей в ногу, не давая двигаться.

— Не стоит уходить. — Его рык, казалось, с силой ввинчивался в ухо. — Смотрите, чтобы вам было что рассказать дома.

Другой рукой он повернул ее подбородок к сцене.

Руки девушки были вывернуты под невозможными углами. Одну ногу растянуло, как кусок пластилина. Толпа так ревела, что вопли несчастной не были слышны — только раскрывался рот, и голова судорожно покачивалась из стороны в сторону.

Одна из черных фигур вытащила нечто длинное, острое, блестящее. Гомон в зале приобрел иную интонацию — словно стая псов загнала изможденного зверя и облаивает, прежде чем кинуться и растерзать.

Рени попыталась вырваться из мертвой хватки Стримбелло. Что-то блестящее и мокрое пролетело мимо, над рядами кресел. Кто-то за спиной Рени поймал летящий предмет, поднес к невыразительному сим-лицу, провел им по щекам, точно раскрашивая церемониальную маску, и затолкал его в раззявленный рот. Рени ощутила во рту кислый вкус желудочного сока. Она пыталась отвернуться, но повсюду, куда ни глянь, жадные руки тянулись за летящими со сцены лакомыми кусочками. И даже сквозь рев толпы она слышала жуткие вопли девушки.

Рени поняла, что больше не вынесет. Если она останется здесь, то сойдет с ума. Если бы виртуальная реальность могла гореть, этот клуб следовало бы выжечь дотла. Она махнула рукой в сторону Ксаббу, надеясь привлечь его внимание.

Но бушмен исчез. Кресло позади Павамана, где он только что сидел, пустовало.

— Мой друг! — Рени попыталась вырваться из лап Стримбелло, безмятежно наблюдавшего за сценой. — Мой друг пропал!

— Неважно, — ответил Стримбелло. — Найдет зрелище, которое понравится ему больше.

— Тогда он дурак, — пробулькал один из Павамана, ухмыляясь, точно лунатик. Симулированная кровь блестела на его щеках, как румяна потасканной куртизанки. — Нет ничего лучше Желтой залы!

— Пустите меня! Я должен найти его!

Толстяк повернулся к ней. Ухмылка его стала еще шире.

— Ты никуда не пойдешь, мой друг. Я точно знаю, кто ты. Ты никуда не уйдешь.

Комната поплыла. Черные глазки толстяка сковали Рени — маленькие дырочки, сквозь которые проглядывало нечто ужасающее. Сердце ее колотилось сильнее, чем в пещере левиафана. Она едва не сошла с линии, но вспомнила о Ксаббу. Может, его поймали так же, как Стивена? Если она сейчас покинет сеть, то может найти его в том же смертном сне, что и брата. А он был так… невинен. Совсем как Стивен. Она не может его бросить.

— Отпусти меня, ублюдок! — взвизгнула она.

Хватка Стримбелло не ослабла — наоборот, он притянул ее ближе и усадил к себе на колени.

— Наслаждайтесь представлением, мой добрый сэр, — проговорил он. — Потом вы увидите больше — куда больше.

Толпа оглушительно орала, но Рени даже не вспомнила, что можно уменьшить громкость. Что-то в этом толстяке вызывало в ней слепую панику, сметавшую все преграды разума. Она провела последовательность команд — безрезультатно, потом на ум ей пришел прием, которым она не пользовалась с хакерских времен. Рени до боли растопырила пальцы и нагнула голову.

На мгновение Желтая зала застыла целиком, как желе, а когда секунду спустя желе растаяло, Рени стояла в нескольких шагах от Стримбелло, перед самой сценой. На лице толстяка появилось легкое изумление. Он встал и потянулся к ней. Рени поспешно перелучилась из Желтой залы на улицу.

Даже бездонный колодец казался нормальным по сравнению с тем, что она оставила позади. Но маленького сима Ксаббу нигде не было видно. А Стримбелло вот-вот настигнет ее.

— Ксаббу! — крикнула Рени по выделенке, потом увеличила мощность и позвала еще раз: — Ксаббу!

Ответа не было. Бушмен исчез.

… А река уносит нас.

Плеск волны, сиянье глаз.

Летний день, увы, далек.

Эхо смолкло. Свет поблек.

Зимний вечер так жесток.

Но из глубины времен

Светлый возникает сон,

Легкий выплывает челн.

… Если мир подлунный сам

Лишь во сне явился нам,

Люди, как не верить снам? [16]

Льюис Кэрролл

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Соглашение подписано, но в Юте тлеет недоверие.

(Изображение: люди пожимают друг другу руки перед зданием Капитолия в Солт-Лейк-Сити.)

ГОЛОС: Хрупкий трехсторонний мир заключен между правительством штата Юта, мормонской церковью и движением воинствующих мормонских сепаратистов, известным под названием «Завет Дезерета», однако неясно, долго ли он продержится без вмешательства федеральных властей…

(Изображение: президент Энфорд в Розовом саду.)

ГОЛОС:… Правительство США, ссылаясь на права штатов и городов на самоопределение, пока воздерживалось от участия в конфликте, из-за чего некоторые жители Юты обвинили администрацию Энфорда в «предательстве конституции». Другие, однако, приветствовали невмешательство администрации.

(Изображение: Эдгар Рили, представитель «Дезерета», на пресс-конференции.)

РИЛИ: Никакое правительство не имеет права указывать нам, как себя вести в Божьей стране. У нас есть воины, решительные мужчины. Если власти штата пойдут на попятную, мы просто перестреляем всех, начиная от границ.

Они приходят за тобой на рассвете. Это Янкель — тот, что хороший, — и другой, Симмонс, или как-там-его, ты редко его видел. Обычно присылали больше двоих, но времена изменились. Сна у тебя, конечно, ни в одном глазу, но они все равно шагают тихо, словно не хотят напугать тебя внезапным пробуждением.

«Пора», — говорит Янкель. Взгляд у него немного виноватый.

Ты пожимаешь плечом, отвергая его протянутую руку, и встаешь — ты никому не позволишь тебе помогать. Ты хочешь идти на своих двух, если сможешь, но колени что-то ослабели. Сколько раз за долгую ночь ты слышал их шаги в коридоре — фантомные шаги. Теперь ты весь на взводе, и перед глазами все смутно, как на скверно проявленной фотографии. Ты устал.

Однако наваливается сонливость. Скоро ты уснешь.

Нет ни священника, ни пастора — ты сказал, что не хочешь. Разве может дать какое-то утешение незнакомец, бормочущий что-то о том, во что ты не веришь? Тебя сопровождает только Янкель, а Симмонс, или как-там-его, держит дверь. Просто два тюремных бугая, которым мало платят и которые решили зашибить сверхурочные за работу в воскресенье утром. Конечно, им причитаются и небольшие премиальные, ведь работенка и в самом деле неприятная — в приватизированной системе заключения не принуждают никого, кроме заключенных. Янкелю, должно быть, нужны деньги, чтобы кормить детишек при нынешних высоких налогах. Иначе кто кроме психопата подпишется на такую работу?