Ариэлль поглядела на меня уже с непониманием, и я не стал утомлять ее чересчур умным бредом, перешел сразу к насущному.

— Я, кстати, говорил о бычках не ради того, чтобы вас фраппировать, сударыня. Напротив — ради того, чтобы действительно отобедать, поскольку, как я полагаю, на сегодняшний день у нас намечены мероприятия, а они требуют сил. Однако ваши воины взяли моего раба, который является хранителем запасов…

— Отпустите пленника, — велела Ариэлль.

Появился изрядно помятый Тытырин. Он морщился и прижимал к груди бумаги со своим паскудным славяноготическим пасквилем.

— Опять же к вопросу о бычках… — сказал я. — Тытырин, дай нам сардин. Две банки. И побыстрее!

— Сардин больше нет, — тут же сообщил прозайка.

— А что есть?

— Частик в томате, — буркнул Тытырин. — Бычки в томате.

— Тащи бычков. Две банки.

— Но мне для написания…

— Тащи! — показал я Тытырину кулак. — И фасоль не забудь.

Тытырин принес две банки бычков и две банки фасоли. Все в томате.

— Можешь быть свободен, — сказал я. — Иди, проверь посты.

— Какие посты? — не понял прозайка.

Но я только отмахнулся. Сочинитель удалился.

— Деликатесы из реального мира, — пожонглировал я банками. — Бычки — японская кухня, фасоль — мексиканская. Смею пригласить вас на романтический ужин.

— Спасибо. — Ариэлль снова потрогала подбородок.

Что-то ей в своем подбородке определенно не нравилось.

Я тем временем вытянул ножик и срубил с банок крышки. Бычки в томате предложил в холодном виде, а фасоль поставил на угли разогреваться.

Ариэлль достала деревянную ложку, у меня была ложка серебряная.

— Угощайтесь, — предложил я.

И мы принялись угощаться.

Я не ел бычков в томате уже… ну да, с момента обретения памяти я ничего не помнил про бычков. На вкус они были как маринованные в томате карандаши, впрочем, вполне съедобные.

А Ариэлль бычки, видимо, нравились. Мне показалось, что она их даже смаковала. Бедная девочка.

— Вкуснота! — Ариэлль блаженно жмурилась. — Сто лет такого не пробовала! Где взяли?

— Гуманитарная помощь, — ответствовал я. — Стратегические запасы…

— А тушенки нет? — вдруг спросила Ариэлль.

— Тушенка есть, но не с собой.

— Жаль… У нас вообще одна вегетарианская пища, от нее устаешь.

Ариэлль расправилась с бычками и вопросительно уставилась на фасоль.

— Фасоль на самом деле мексиканская, — сказал я.

Достал банку с углей, протянул ее Ариэлль.

Фасоль ей тоже понравилась. Ну и мне понравилась тоже. Фасоль. Острая такая и чрезвычайно питательная. Вот такой у нас получился романтический ужин… то есть завтрак… трудно понять, что именно.

— Ваш спутник, который с прической, с бумагами. Он кто? — спросила Ариэлль. — Викинг? Я здесь викингов раньше не видела.

— Ну да, викинг, — согласился я. — Викинг пера и чернил, талантливый человек. Без преувеличения могу сказать — Толстой наших дней. Разумеется, Лев.

И снова интерес — девушки всегда интересуются всякими литераторами:

— А что он тут делает?

— Тут он по весьма серьезному делу — пишет новый эпический роман-притчу, в котором собирается отразить все наши здешние приключения.

— Да?

— Угу. А все действующие лица будут под вымышленными именами. Древнегреческими по большей части. Вот я буду…

Тут я немного стормознул и едва-едва не сказал, что меня зовут Говен, но, к счастью, вовремя остановился.

— Вот я буду каким-нибудь Ахиллесом, ну, или Гектором на худой конец. Нет, все-таки Ахиллесом. А вы Еленой…

— Какой Еленой?

— Прекрасной, разумеется.

Ариэлль смутилась. Тупой и бронебойный комплимент — самый верный. Какой я, однако, кавалер — сначала искусил бычками в томатном соусе, потом светская беседа, потом противотанковый комплимент. И все. Дама готова за мной идти в Шушенское или, возможно, в Тобольск, и даже, может быть, в Вилюйск, в Минусинск.

— Легко говорить правду в глаза, — сказал я. — Легко.

А Ариэлль снова потрогала себя за подбородок, так что я даже не удержался и тоже посмотрел. Ничего, подбородок как подбородок. Наверное, раньше прыщи там были, вот и комплексует. И в эльфы, наверное, из-за прыщей пошла. Вот жизнь — человек становится эльфом, потому, что его одолевают прыщи…

— Вы хорошо стреляете. — Ариэлль кивнула на револьверы, перевела стрелки.

— Зачем мы все время на «вы»? — спросил я. — Давайте перейдем на «ты»?

— Давайте, — согласилась Ариэлль.

— Вот и прекрасно. Надеюсь, я не очень тебя ушиб своим выстрелом?

— Нет. Не очень.

Не знаю, чего меня вдруг пробило на любезности. Обычно я строг, обычно я брутален. Следую завету Дрейка Пыжъюрова, фронтмэна великих «Анаболиков», контринтеллигента и оригинального философа, который в своей классической балладе «Нагайка Симоны Бо» пел: «А когда она попросит чипсы и в солярий, ты скажи ей: «Не, подруга, лопай ампулярий». Вечный совет.

А я чего-то как-то… Короче, бычков в томате предложил. Но получилось неплохо. Кажется, я произвел на девушку впечатление с помощью бычков в томате. Наверное, рекорд. Надо рассказать об этом Тытырину, пусть напишет новеллу «Любовь и бычки в томате». Хотя нет, этому марателю ничего нельзя рассказывать. А то действительно напишет.

— А куда вы идете с этим писателем? — спросила Ариэлль.

— С чего ты…

— Пишущая машинка, — опередила меня Ариэлль и закашлялась.

А я ее даже по спине постучал. Супермен и джентльмен. Болеет, наверное, надо лечить отваром лакричника.

— Туда, — махнул неопределенно в сумерки. — В Деспотат.

— Зачем? — насторожилась Ариэлль, так что я сразу понял, что она со своей когортой тоже идет в Деспотат. И, судя по напряженности в голосе, отнюдь не с экскурсионными целями.

— Надо нам, — сказал я.

— А писатель зачем? — Ариэлль кивнула в сторону Тытырина.

— Обмениваться опытом будем, — злобно булькнул со стороны Тытырин.

— Опытом? — Ариэлль в очередной раз потрогала свой многострадальный подбородок.

Какой-то подбородочный комплекс у нас, честное слово.

— Литературным. — Тытырин плюнул в костер. — Книжки будем обсуждать.

У Ариэлль дрогнули губы. Наверное, она не любит литературу. Может, она любит живопись? Или фотографию? Надо спросить.