Сергей тихо засмеялся.

– Потом батюшку, с которым я подружился, перевели в другой храм, сельский, крохотный. Ехать туда от дома, где я поселился, приходилось два часа. Служба начинается в восемь утра, встать надо в пять. Одно дело забежать в храм, который у метро стоит, примчаться под конец литургии, демонстративно покланяться и уйти, чувствуя себя великим богомольцем. Другое – подняться в рань, в любую погоду, дождь, снег, холод, жару, катить на электричке в тьмутаракань, потом на автобусе трястись, очутиться в деревенской церквушке, где три старухи в платках и батюшка с кадилом. Не перед кем там гоголем ходить. Когда я туда впервые приехал, священник обрадовался.

– Сергей! Вскопай моим прихожанам огороды. Соверши доброе деяние!

Меня хватило на одну поездку. В церковь я больше ни ногой, но героем-то выглядеть хотелось! Книжек про доброту ко всем людям начитался. И тут! В моей жизни появилась Аля с рассказом про отчима. Я почувствовал себя спасителем Марии Египетской [7], не меньше. И помог девушке бежать.

Сергей Леонидович сел.

– Первое время мы с Алей жили счастливо. Она была красавица, сексуальная. Потом я узнал, что у нее случаются приступы гнева. Они у жены бывали редко, но метко. И всегда вызывались чьим-то покушением на то, что Аля считала своим. Ну вот вам пример уже из девяностых голодных годов. Стоим вместе в очереди за куриными окорочками. Подходим наконец к прилавку, осталась последняя упаковка, она наша. И тут появляется ветеран войны, показывает удостоверение, берет НАШИ куриные лапы… Я расстроился. Долго в очереди маялись, и такой поворот. Аля же кинулась к пенсионеру с воплем:

– Мое отнять решил? Убью!

Дедок упаковку бросил и деру. Жена курятину схватила, за ним понеслась. Я ее едва успел на выходе поймать и испугался. Лицо белое, глаза сумасшедшие, она трясется, кричит:

– Отпусти, я убью его.

Редко такое случалось, но бывало. И всегда ключ в зажигании поворачивался только при одной ситуации: мое отнимают.

Учтите, Алевтина не жадная, если попросите: «Дай денег, накорми», – жена и рублей отсыплет, и супа нальет, и с собой харчей в сумку положит. Но если вы сами без спроса листик капусты от кочана возьмете, который Але принадлежит, ей может башню снести.

И Афанасий с зигзагом был. Но у него другая педаль газа: маму обидели. Афанасий Алевтину обожал, если ему казалось, что кто-то с ней плохо поступил, тихий двоечник и лентяй превращался в злобного слона.

Хозяин замолчал.

– Зная о характере Афанасия, вы не удивились, когда Алевтина соврала вам, что сын убил Варю, – договорила за него я.

– Не удивился, – эхом отозвался Сергей, – если разобрать ситуацию, то пришла баба, которая обидела его маму, мужа отнять решила. Как я все уладил, вы знаете. А вот когда Алевтина позвонила из «Розовой Луны» и рассказала, что Афанасий в порыве гнева выбросил из окна девчонку, которая к нему в постель полезла… Я не поверил. Не похоже это на парня. Не в его духе. И еще вопрос возник: зачем жена в лесную школу порулила? Она туда не ездила, говорила:

– Мне тяжело Фасю взаперти видеть.

На следующий день я сам туда подался, побеседовал с Афанасием, он сначала молчал, потом разрыдался:

– Забери меня отсюда! Ничего плохого я не сделал.

И выложил всю правду про Алевтину.

Меня как граблями по макушке стукнули. Я вмиг все понял. Идиотка Варя приперлась в мой дом, решив поссорить меня с женой. И у Алевтины в секунду включилась программа: «Мое отнимают!» Я привез Афанасия домой. По дороге мы с ним впервые поговорили по душам. Он мне сказал, что теперь ни на одну бабу не посмотрит, после случая со Стекловой стал женщин бояться, только Майя смогла его страх сломать. Да шлепок матери по спине включил программу ужаса. Очень просил разрешить ему жить одному. Я пообещал, что никто в доме его не тронет, с разговорами не пристанет, я помогу ему на ноги встать, бизнес любой поддержу. С Алевтиной сам поговорю. И пусть то, что случилось, умрет в семье. А я его под своим крылом держать буду.

И не обманул парня. Он решил пойти в институт, где на тренеров учат, и попал туда. Потом я ему фитнес открыл и содержал зал. Убыточное предприятие, но Афанасий себя бизнесменом считал. Алчным бабам, Жестянкиной и Рите, я платил, Ксении тоже помогал. Долго все они дотацию получали. Психиатрических больных всегда много, их количество от экономического положения в стране не зависит. Но проблема, где лечить родственника, у людей напрямую связана с курсом валюты. Я многие препараты в Европе-Америке закупаю. Рубль в последнее время упал, цена препаратов выросла, пришлось повысить плату. Вмиг количество подопечных в клинике уменьшилось. И я решил перестать бабью платить. Хватит уже. История давно мхом поросла.

Костин поморщился.

– Алевтина столько раз говорила неправду, что я запутался. Так она вам сначала сказала, что Варю убил Фася?

Сергей молча кивнул, но Костин не утихал:

– Вы ухитрились спрятать труп? И жили дальше спокойно. Куда тело дели?

Кирпичников скривился.

– Не стоит обсуждать то, что я никогда не смогу рассказать. Зарыл где-то в лесу. Некоторое время считал Афанасия убийцей, потом истина выяснилась.

– И что же вы жене сказали? – поинтересовалась я. – Как с такой вруньей жили? Сначала она вам про отчима-насильника солгала, потом свалила на Афанасия убийство Вари Стекловой, решила и смерть Майи на парня повесить…

Сергей Леонидович потер ладонью затылок.

– Спасибо за ваши старания, оплачу их целиком и полностью. Более я в ваших услугах не нуждаюсь.

– Понятно, – протянула я.

– У вас нет доказательств, улик, – очень медленно продолжил Кирпичников, – только бла-бла и…

Хозяин внезапно резко вскочил, схватил куклу, которая лежала на столе, швырнул на пол, прыгнул на нее и вмиг растоптал.

– Очень глупо, – охарактеризовал его поступок Филипп, – в компьютере есть запись.

– Игрушку надо отдать в школу, – вздохнула я, – ее на время нам дали.

– Думаю, на этом надо закончить, – отрезал Кирпичников. – Евлампия, купите за мой счет нового идиотского младенца.

– Непременно, – пообещала я. – Остался последний вопрос: кто подсыпал яд Антонине? Вы забыли про родную дочь? Ее хотели убить.

Сергей Леонидович молча смотрел на меня. Костин кашлянул.

– Молодая женщина перед тем, как потерять сознание, основательно закусила. У эксперта есть предположение, что яд попал в ее желудок с паштетом из кролика. Можно узнать, она им лакомилась дома? Когда Антонине промыли желудок, то стало ясно: он переполнен. Прямо гора пищи. И судя по стадии переваривания, паштет был последней каплей. Именно в нем нашли при анализе массу разной химии. Возможно, это лекарства. Но определить, какие они, не получилось.