Будто пуговки. Сам мордатый, да бородка у него такая, считай щетина. Толян! Токарь. Наши мужики, с бригады тракторной. Морды грязные, чумазые. Видать давно уже с машиной ковыряются! Увидали меня, рожи лыбятся: — О, обезян наш явился! — тряпкой руки протерли, с машины поспрыгивали, и ну со мной обниматься. Рады меня видеть. — Жив чертяка!

— Ну, дык... Чо мне! Выжил как-то. Домой добрался.

Улыбаются!

Говорили, что Махал-Махалыч как увидал Урал этот, дык ругался шибко! Ну чо, я... Рассказал, как прорывался с боем, да улепетывал от гадов тех! Не до бережностей было...

Сказали пацаны мне, что починят. Ничо такого страшного с машиной моей. Радиатор прохудился, да рессора сзади сломана. Еще рулевое надо поправить. Проводка чуть подгорела. Кабина треснута. А так — подрихтовать, поварить сварочкой, и всего делов! Кузов сделать. Еще покрасить обещались. Говорят, есть у них красочка-то. Хорошая, да «камуфляжная». Защитная стало быть. Как новенький будет! Поблагодарил их. Прямо настроение у меня поднялось. Ага! Хорошая машина. Жизнь мне спасла!

Еще с ними чутка поговорил. За то, что в городе происходит рассказал пацанам. Да за Павловку и Моршу. Волка увидали, спрашивали. Рассказал им все. Ну чо, плечами пожали только. Говорили, что зверь-зверю брат! Ржали. Да я не в обиде. Такие они! Не со зла, да в дружбу так. Веселые ребята. Как вспомню, нашу работу в бригаде, дык сам улыбаюсь! Такое.

Махал-Махалыч пришел. Все такой-же: В кепочке своей «восьмиклиновой». Из кожи она. Еще от деда досталася. Сигаретка самокрутанная в зубах. Да пальто на нем. Длинное такое, тоненькое. Из шерсти. Черное. Хоть летом, хоть зимой — в нем он ходит. И сапоги кирзовые. Как всегда — начищены-наблищены!

Кабель он приволок. Для сварочного аппарата. Тама у них генератор бензиновый. Они с Нивы бензин слили и теперь можно запускать. Чтобы электричество было! Отдал он кабель Васяке с Толяном. Подключать велел. Поздоровались с ним. Рад был меня видеть! Только головой качал. Говорил: «Черт я лесной. Да вредитель! Вона — во что машину превратил! Ремня бы мне всыпать, дык некогда!» — Ну, то он так, по-отечески ко мне. Знаю его ворчания. Всегда он такой.

Неловко мне, но спросил его все-таки: — Сколько же я-должен-то, за машину? Не за глаза же мои красивые, они так стараются!

Отмахнулся Махал-Махалыч на это. Говорит, что распоряжение Виктор Семеновича. Вия нашего! Он теперь начальствует тут над всем. Обороной заведует, да бытовыми делами. Еще, вот и технику на «баланс» взяли. Чтобы для дел важных ее использовать. Вот так! Так, что не надо ничо. Все уже обговорено!

Каску он мою из кабины достал. Интересовался, как и чо. Как повреждения получила касочка моя? Рассказал ему. И как когтями меня по башке драли. И как головой, ну каской, бился о стойки в кабине. И о крышу! Маковку Махал-Махалыч чесал, глядел на нее все. Да меня внимательно слушал! Еще расспросил меня: как атаковали гадины те? Какая тактика у них была, какие способы они применяли и все такое. Ну я и рассказал тоже ему. Дык, правда, какая тама «тактика»... Кидались скопом! Да на крышу запрыгивали с домов. Под колеса бросались. Мне больше осьминог тот поломал машину! Вот так.

И про осьминога ему я рассказал. Про то, как щупальцами лупил по машине, да еще другими — кабину драл. Он-то гад, мне кузов и развалял! Все Махал-Махалыч выслушал. Еще мы про Ниву чутка обсудили. Тама хуже дело. Радиатору хана! Да мотор чуть покоцаный. Они же, в дерево врезались, когда я по ним пальнул! Оно-то, заменить не проблема! Дык, нету... Такое дело! Ну, поговорили в общем. Махал-Махалыч за волка знает. Только сказал, что зверь красивый, да особый. Ему это дядька Вий сказал такое. Да бежать мне пора. Ждет он меня. И волчка ждет. С самого рассвета еще ждет! А после него, как поговорим с ним, Махал-Махалыч просил, чтобы я сюда топал. Помощь ему нужна тут. Машину делать. Есть некоторые мысли у него! По улучшению. Дык, это я всегда-пожалуйста! Самому мне интересно!

Ну все обсудили вроде мы с Махал-Махалычем! Пожали руки друг, другу. Махнул рукой Васяке и Толяну. Те уже инструментом вооружилися, да под капот полезли. Провода меняют, да гайки крутят. И снова матюгами. И про «обезяна-варвара» — вспоминают! То-есть про меня! Вот черти. Смешные они. Погутарил бы еще с ними, дык... К дядьке я побег. Ждет же! И волчок следом за мной.

А магазин, изнутри и не узнать. Вона как все переделали! Раньше, было пусто по середине, а вдоль стен полки всякие висели, да прилавок стоял понад полками. А теперь помещение разделено на две части: справа — сделана решетка. Всю правую сторону отгораживает. Вроде отдельной комнаты сделано. Видно, что пруты разные, да сваркой — тяп-ляп проварено. Швы широкие, окалина не убрана. Наскоро видать делали. Ну, зато добротная, прочная решетка получилася! В решетке той — окошко. Стол стоит у окошка. А за столом, — Татяна Петровна сидит! Жива бугалтир наша. Даже обрадовался я! Вся такая-же самая: очки квадратные на носу, а на голове — гнездо из волосьев накручено. Да такое, впору аистов заселять! И в платье все своем, черном, необъятном. Только кажется, она еще ширше стала! Уже и это платье ей считай в обтяжку. И куда ее так несет...

Ага. Сидит Татяна Петровна. Кабинет у нее здесь организован. Свет ей туда провели. Лампочка над столом висит. Не сильно светит, дык все одно — видно хорошо! Рабочая обстановка ей создана. Журнал еще у нее огроменный такой! Она тама все пишет. Да счеты деревянные рядом с журналом тем. На них считает и в журнал карандашом записывает. Все, как всегда! Приход-расход-учет. Любит Татяна Петровна, чтобы все учтено, да посчитано было. Все чин-по чину, чтобы! Такая она.

Поздоровался с ней. Улыбнулася мне. Видать тоже рада меня видеть! Да махнула рукой. Проходи, мол — мимо! А я двинулся, да за решеточку ту заглянул.