ней! Да смотрю, — спит она уже. К стене отвернулася и сопит. Ну и ладно. Завтра день будет!

Лег. Хорошо! Все-таки несколько ночей нормально не спал. Намостился так, чтобы бок не болел. Глаза закрыл. Лежу... А сон, че-то не идет. Все в голову лезет то, что приснилося перед тем, как очнулся. Распереживался я тогда, что мертвые все. А оно не правда все это оказалось! Бред мне тогда привиделся и все. Как и маманька, когда у Урала лежал, да на «тот свет» отходить собирался. Видение такое. Ну что поделаешь, головушка она сама тебе всякое показывает, особенно когда плохо совсем. Вон, Серафима говорила, что всякое может быть! Вот и было.

Успокоился вроде. Лежу. Тихо так, печка потрескивает угольками. Светятся, тепло дарят! На потолке сполохи красные отражаются. В люстре мелькают. Луна через окошко к нам заглядывает. Да жонка под боком сопит. Эх, жалко, что деток у нас нет... Сон сам ко мне пришел. И не заметил я, как в царство Морфея провалился.

Глава 10. Откровение.

Утро.

В деревне царит умиротворенная красота природы. Широкие поля расстилаются под лучами яркого солнца, словно золотые ковры, мерцающие на ветру. Деревья вековые стоят величественно, украшая окружающий ландшафт своей мягкой, бархатной зеленью. Пение птиц и шум листьев, наполняют воздух своей музыкой. Вдали виднеются горизонты, утопающие в синеве небес, создавая картину, которая заставляет забыть о суете и погрузиться в гармонию с окружающим миром. Синее небо над полями, словно огромное полотно, на котором расцветают яркие краски восходящего Солнца.

Проснулся я еще утром. Солнышко уже поднялось немного. Осветило все вокруг. Пробираются его лучики сквозь занавесочки. Открыл их. Распахнул по шире. Яркое солнышко, теплое! Защекотало нос. Чихать надумал. Да боялся, что больно будет! Чихнул раз. Ладошкой повязку прижал, дык — не больно! Не болит бок. Размотал повязку, гляжу — рана уже присохла, да затягиваться начала. Вот дела! Длинный розовый рубец. Несколько ниточек с него торчит. Беленькие, да узелочками схвачены. Видать Серафима шила меня. Потрогал чутка рубец. Чешется! Не стал чесать. Знаю, когда рану стоит только начать чесать, дык покоя потом не будет от нее! Так, погладил пальцами вокруг. Прошло, затихло маленько. Хорошо!

Встал на ноги. Нормально. Голова уже не кружится и в теле легко. Потянулся маленько. Размял руки. Присел с десяток раз. Зарядка такая, ага! Тихо дома, уютно. Странно даже! Редкость такое с утра. Обычно, когда утро — жена ворчит все, да мне голову компостирует. То — то ей надо, то — это... То в магазин иди, то крупу ищи, то соль надо, то денег не хватает, еще чего ей не так... Тьфу! Гляжу, — а жонки нету. Только сейчас заметил! Ушла куда... Мож за хлебом потопала? Сама-то печь не умеет. А меня трогать с утра побоялась видать. Ну да, вчерась-то повоспитывал ее маленько. Еще думал, что перегнул палочку-то, а сейчас вспомнил нашу жизнь, дык и не перегнул получается! Чаще надо было ей так... Ну, то — ладно! Опосля разберусь.

Зябко мне че-то... Печка перетухла! Подкинул дров. Соломки туда засунул. Поджег. Поставил кастрюльку с заваркой. Смотрю, как разгорается огонек. Маленький сперва, хиленький. Колышется, растет потихонечку. Трепещет от дыхания моего. Дунь — и погаснет, умрет! Не дышу пока. Дам ему жить. Пусть вырастит хоть немного! Люблю на огонь смотреть. С самого малочку, с детства люблю! Часами могу на него смотреть. Его пляшущие языки пылают и манят словно магнит, притягивают к себе все мои мысли. В его пламени притаилась волшебная сила, что-то таинственное! Он дышащий, полный энергии. Живой. Настоящий.

Волчок в двери скребет! Открыл — пустил. Сам у печки сел. И этот рядом! Моська довольная. Видать удачно ночка прошла! Водички ему свеженькой налил. Печка разгорелась, потрескивать дровишки начали. Хорошо! Ну, посидели, погрели чутка косточки свои. Волчок разомлел. Лег на пол, глаза прикрыл. Дремлет. Красивый зверь! Воплощение дикой природы, настоящий укротитель лесных просторов. Взгляд его глаз — источник тайны, неуловимый, загадочный! Бриллианты среди темноты. Они ярко сияют, будто живут собственной жизнью. В них скрыт весь арсенал его искусства — проницаемость и неподвластность хищника! Охотника леса.

Чай поспел! Отставил кастрюльку. Налил в кружечку. Горяченький, ароматный. На травах настоянный! Вдохнул пар. Будто в цветник окунулся! Хлебал помаленьку, да сахаром, что в кусочках — прикусывал. Напился горяченького, кишочки свои попарил. Приятно внутри. Тепло и бодро мне от такого чая! Хорошее ощущение. Сил мне прибавило, да настроение от этого поднялось. Вот, думаю, — Серафима, умница! Знала, за какими травами жонку-то мою гонять! Целый сбор сделала, целебный.

Допил, прибрался за собой. Кастрюльку помыл, да кружечку прополоскал. На полочку все поставил, что вдоль печки соорудил, когда только с женой сошлись жить. Постель заправил старательно. Глянул на пол. Крошки, пыльно. Подместь бы... Решил — некогда мне! Когда жонка домой заявится, тогда и выметет.

Погладил волчка. — Ну что, брат мой — Серый! Пойдем? Нас уже дядька Вий дожидается!

Вышли мы с волчком из хаты. Только я походу топор с собой захватил, на всякий случай. Хоть дядька Вий и говорил, что все спокойно, дык — кто знает, как оно тут сейчас? Мож гадина сюда и приперлась за ночь какая! Вот и взял. Дверь на замок запер, да под камушек ключ положил. Как жена вернется, — знает где захороночка! Прошелся по двору. Волчок вперед побежал, а я у калитки чуть задержался. Огляделся. Странно! Не хватает чего-то... Соседа не видать! Обычно он с самого утра, на двор выпрется, под солнце морду свою подставит, да варежку раззявит. Греется козел окаянный! Тьфу на него... Зубы свои скалит. Солнышку радуется. Ехидна такая. Да рот щербатый у него. Передних зубов-то нету! Моя работа, ага. И поделом! Нехрен было своим поганым языком чесать... А, тут — нету его! Постоял я еще, думал выпрется, как меня увидит. Дык, нет! Я дажить камешек маленький с