Она уходит. Откидываюсь на спинку, вглядываюсь в даль: за деревьями, склоном холма и рекой — башни Кэнэри-Уорфа, здание «Эйч-эс-би-си» (HSBC).[20]Все это стало похоже на маленький Манхэттен: небоскребы, мириады серебристых окон, вдруг сверкнули в очередном солнечном луче, что пробился сквозь тучи. Думаю о том, как все это выглядело в те годы, когда мы с Себом играли на берегу реки, каким недоступным был Собачий остров. Кажется, будто я шагнула слишком далеко — на запретный берег. Происходящее словно уводит меня все дальше в тускло освещенные улочки, в укутанные темнотой, разрушенные бомбежками, не восстановленные с войны кварталы. «Удастся ли мне вернуться? — размышляю. — И захочу ли я этого?»

Воскресенье

Соня

— Я поехал, дорогая.

Грег у двери, одет по-спортивному. Чемодан собран.

— Очень жаль. Мы были вместе меньше, чем хотелось. Но обоим пора за работу. Может статься, ты все же найдешь минутку подумать о том, о чем мы говорили. И не забудь, что обещала мне.

— Что я обещала?

— Сходить к врачу. Да, я звонил паре агентов по недвижимости. Они подъедут, сделают несколько снимков. Это всего лишь фотографии, Соня. Пожалуйста, не заводись.

— Когда? Ждать их когда?

— Приблизительно на следующей неделе. Один, скорее всего, во вторник. Они позвонят.

— Хорошо. — Я улыбаюсь, хоть все внутри и кипит.

Потом тянусь к мужу и целую в щеку. Грег едва касается сухими губами краешков моих, гладит меня по плечу и шагает прочь по аллее.

Вонь в гараже сегодня просто омерзительная. Глаза какое-то время привыкают, а потом я вижу, что Джез очень плох. Он неловко лежит на кровати, будто вертелся во сне, изо рта на подушку стекает странная коричневая жидкость. Тусклые, чуть приоткрытые глаза. Кладу руку парню на лоб: температура высокая. Потом замечаю, что простыни загажены, даже несмотря на памперсы, а на полу — лужа рвоты.

— Сейчас я быстренько приведу тебя в порядок, — говорю мальчику. — Не думала, что ты пробудешь здесь так долго. Давай-ка обмоем тебя и сразу же доставим в музыкальную комнату.

Он поднимает на меня безжизненный взгляд:

— Музыкальную комнату?

— Ну конечно! Как только народ с берега уйдет. Я не собиралась оставлять тебя здесь.

«А сама оставила — и вот что из этого вышло, — говорю себе. — Ему нужен свет, свежий воздух и музыка».

— Нет! Это заглушает меня, уходи. Уходи! Уходи! А вон еще один, там. О, прошу!

Поначалу решаю, что парень говорит со мной, а потом замечаю, что Джез с ужасом смотрит на воображаемого монстра за моим плечом.

Бредит. Снова трогаю его лоб, шею. Весь горит. Пытаюсь припомнить навеки запечатленный в уме совет молодым мамам: снять лишнюю одежду, чтобы уменьшить жар; положить на лоб холодную влажную фланельку; каждые четыре часа давать калпол. А как понять, что без доктора уже не обойтись? На какой стадии болезни я узнала, что у Кит подозрение на менингит? Что-то вспоминается, но очень смутно. Сыпь, которая не бледнеет, даже прижатая стеклом. Тошнота. Неприятие яркого света.

А Джез уже болен. Что делать, если ему нужны антибиотики? Если с мальчиком что-то серьезное? Склоняюсь над ним, отворачиваю одеяла, выискиваю сыпь. На внутренней стороне бедра — едва заметные крохотные красные точки. Сердце у меня падает. Неужели септицемия?[21]Не может быть. Бывают же у людей высыпания после гриппа? Вот, наверное, и объяснение.

Снова укрываю мальчика. Паника — худший советчик. Я должна оставаться спокойной, мыслить здраво. Хорошенько все обдумать, шаг за шагом. Пытаюсь вспомнить юность, медицинский колледж, уроки первой помощи — Кит тогда еще только начинала ходить. Так. Надо наполнить бутыль горячей водой, принести больному еще воды для питья и умыть лицо.

Меня тошнит: вонь просто невыносима. Она смешивается с резким неприятным запахом там, внизу, на берегу, — чего-то особенно мерзкого, но не грязной воды прилива. Наверное, дохлятина какая разлагается. Мы иногда находили трупы, оставленные рекой. Чаще всего морских птиц. Мешки с котятами. Как-то раз я нашла осла, наполовину съеденного химикатами или хищными рыбами: бок развален, розовые ребра торчат. Запах исчезает лишь тогда, когда плоть полностью разложилась, кости вымыты дочиста, — словно в смерти есть окончательное возвращение к чистоте. Как подошвы башмаков, что валяются повсюду по берегу. Странно: целую обувь найти очень трудно. Река сжирает мягкий материал верха — и приливом выбрасывает подошвы. Берег после усеян ими. Сотнями… Бесстрастные следы шагов пропавших без вести и утонувших.

Мой план переселить Джеза в музыкальную комнату теперь не кажется таким простым. Нет, парень точно не попытается сбежать во время перехода к дому — он слишком слаб. Более того, даже если я буду поддерживать мальчика, не уверена, что он пройдет пешком короткое расстояние по аллее до дома. Он превратился в инвалида.

Слово «инвалид», как искорка, приводит к редкому для меня блестящему озарению. Кресло матери! Поеду сегодня навестить ее. Если отправлюсь прямо сейчас — убью двух зайцев. Потом дотолкаю Джеза по аллее, будто вывезла маму на прогулку (вернувшись сюда, я делала это регулярно). Закутаю мальчика так же, как кутала ее: одеяло на колени, шаль на плечи, шарф накину на голову и завяжу под подбородком.

Говорю парню, что ухожу ненадолго. Поправляю одеяла и на всякий случай проверяю надежность его пут. Потом выхожу. Джез почти потерял сознание.

Действовать надо очень быстро. Если заболевание серьезно, я не могу позволить себе нерешительность. Прихватив из Дома у реки ключи от машины, вновь спешу по аллее.

Пробираюсь по узким извилистым дорожкам, что поднимаются от реки к центральной улице. Ругаю сквозь зубы машины, которые будто специально плетутся впереди. Каждый раз, когда подъезжаю к светофору, тот переключается на красный.

Наконец я пересекаю центральную улицу и по Мэйз-Хилл мимо дома Хелен направляюсь к «Блэкхит стандард».

Отыскиваю место на парковке для посетителей и выхожу, на ходу доставая ключ, который выдала мама.

— Ты не пришла в субботу, — начинает она прежде, чем я переступаю порог.

Вручаю родительнице бутылку джина — взятку, которую успела схватить дома.

— Прости, пожалуйста. Куча дел навалилась. Приезжали Кит и Грег…

— Могла бы, на худой конец, позвонить. Ты понятия не имеешь, каково это: ждать целый день — и все зря. Полагаю, от кофе ты не откажешься.

— Да, пожалуйста.

Следующие полчаса я сижу и стараюсь загладить вину: киваю, соглашаюсь с тем, насколько утомительны остальные постояльцы. Потом объявляю матери, что навожу порядок в гараже и мне понадобится ее инвалидное кресло, чтобы перевезти до дома кое-какие вещи.