Джимми уже было решил, что она начала приходить в норму, но стоило ему покатить в сторону деревни, как у Одетты снова началась истерика. Ее хриплые, надрывавшие душу рыдания напомнили ему стенания льва, только в голосе Одетты было еще больше горечи и безнадежности, чем у одинокого африканского хищника.

Впрочем, когда Джимми подъехал к гостинице и выключил мотор, Одетта неожиданно замолчала. Как радио, у которого кто-то выдернул шнур из розетки.

Джимми, свыкшийся уже в течение вечера с бесконечными истериками Одетты, почувствовал себя не в своей тарелке.

— Позвольте мне купить вам выпивку, — предложил он, поскольку ничего другого ему просто-напросто не приходило в голову. — Думаю, мы это заслужили.

Одетта отрицательно помотала головой.

— Вам не следует пить, — прошептала она. — Вы же за рулем.

— В таком случае я провожу вас до комнаты, — сказал он и открыл дверцу «Форда».

Управлявшаяся с делами в баре сварливая хозяйка «Короны» краем глаза заметила, как по лестнице, которая вела на второй этаж, стала подниматься постоялица в голубом платье, за которой следовал какой-то здоровяк.

— Эй, мистер! — крикнула она, обращаясь к Джимми. — У нас не принято ходить к постояльцам в гости после десяти вечера.

Джимми посмотрел на нее, понял, что скандалы — ее отрада, и вступать с ней в перебранку не решился. Не сказав ей ни слова, он вышел из гостиницы, плотно прикрыв за собой дверь.

Возвращаясь на следующее утро к себе в номер — в другой гостинице и в другой деревне — и мучаясь с похмелья головной болью, Джимми Сильвиан был немало удивлен, застав у своей двери посыльного с огромным букетом цветов.

— Я, черт возьми, цветов в номер не заказывал, — пробурчал он, вставляя дрожащей рукой ключ в замок.

— Но ведь вы мистер Джеймс Сильвиан, не так ли? — спросил, шмыгнув носом, посыльный, сверившись с карточкой.

— Положим, — ответил Джимми, — и что из этого?

— Тогда все правильно.

С этими словами посыльный — деревенский парнишка лет шестнадцати — вручил Джимми букет и карточку, после чего помчался вниз по лестнице. Джимми никогда прежде цветов не дарили, так что он даже не знал, что с ними делать. Войдя в номер и положив букет на стол, он взял карточку и прочитал лаконичное послание: «Спасибо за то, что помогли мне оттаять».

Одетта еще раз мысленно пролистала свой финансовый отчет и, набрав в грудь побольше воздуха, вошла в облицованный гранитом монументальный подъезд банка. Состояние ее дел было далеко не блестящим. По ее подсчетам, сумма долга достигла астрономической суммы в двести тысяч фунтов. Из них сто тысяч покрывала закладная за квартиру и мебель, а еще шестьдесят — деньги, переведенные Калумом. Все остальное как бы зависало в воздухе и не имело никакого обеспечения. Более того, с каждым днем долги множились, и кредиторы уже начинали выказывать нетерпение. Одетта знала, что, если она в самое ближайшее время не сделает крупных выплат по займу, банк прикроет ее фонд и объявит ее банкротом. Что же касается доходов клуба, то они шли исключительно на оплату текущих расходов — выплату жалованья сотрудникам и покрытие счетов поставщиков. Сама же Одетта жила на деньги, которые отложила на черный день, и даже в мыслях на доходы клуба не покушалась.

Главный менеджер банка, с которым у нее была назначена встреча, оказался молодым человеком с веселенькой расцветки галстуком, но лишенным даже намека на веселость лицом. Предложив Одетте присесть, менеджер пролистал предложенный его вниманию отчет, после чего приступил к обсуждению его наиболее уязвимых мест, а в заключение сказал:

— Как видите, картина просто удручающая. По этой причине, мисс Филдинг, вы не можете позволить себе на это Рождество никаких дорогих рождественских подарков, никаких нарядов с Пэлл-Мэлл и Бонд-стрит. Отныне ваш лозунг — экономия и еще раз экономия.

— Я готова в случае необходимости даже выставить на продажу квартиру, — сказала Одетта в полной уверенности, что уж такая жертва с ее стороны обязательно растопит сердце неулыбчивого менеджера. Ничуть не бывало.

— Приближаются рождественские праздники, и люди покупают сейчас совсем другие вещи, — жестко сказал он. — Так что быстро вам такую сделку не провернуть. — С минуту пожевав губами, менеджер добавил: — Впрочем, я слышал от мистера Дента, что вы надеетесь на новые крупные поступления со счета своего партнера Калума Форрестера. Так ли это?

— Его сейчас нет в городе, — соврала Одетта. — Я выясню его намерения, как только он вернется.

Менеджер откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и некоторое время смотрел на нее в упор.

— Насколько я понимаю, в вашем деле он участвует неофициально?

— Скажем, он поддерживает меня как… как свою близкую приятельницу, — не моргнув глазом соврала Одетта, а сама подумала, что, если бы это соответствовало действительности, счастливее ее не было бы никого на свете.

— Но ваши деловые отношения хоть как-то оформлены?

Одетта вспомнила о потерянных документах и решила, что говорить сейчас об их пропаже как минимум глупо.

— Нет. Это было, если так можно выразиться, джентльменское соглашение.

— Остается только надеяться, что он настоящий джентльмен. Далеко не всякий мужчина станет поддерживать женщину, оказавшуюся в подобном… хм… затруднительном положении. — Менеджер откашлялся, с минуту подумал, а потом сказал одну чрезвычайно неприятную для Одетты вещь: — При таких, как у вас, обстоятельствах иной джентльмен просто забрал бы из дела все свои деньги — вместо того чтобы вкладывать новые средства.

Одетта вышла из банка, немного прогулялась по празднично украшенной Риджент-стрит, а потом зашла в кафе и заказала себе капуччино. Попивая кофе и поглядывая на перекусывавших на скорую руку горожан, торопившихся сделать праздничные покупки, она вдруг подумала, что уже коснулась дна черной бездны, куда затягивала ее депрессия, — в тот вечер, когда брела, босая, под снегом и ледяным дождем неведомо куда. И хотя ее положение за те двое суток, которые миновали со дня свадьбы Саскии, нисколько не улучшилось, у нее появилось и стало крепнуть ощущение, что она начинает постепенно выгребать на поверхность. На удивление, последние двое суток она стала меньше нервничать, лучше спать и с большим оптимизмом смотреть в будущее. Теперь даже угроза потерять квартиру не могла выбить ее из колеи. Неожиданно пришло осознание, что эта квартира, бывшая ее любимым пристанищем и единственным убежищем, где она могла укрыться от мерзостей жизни, со временем превратилась для нее в ловушку. Стала чем-то вроде ее персонального Королевства кривых зеркал, где вызванные ее воображением герои без конца разыгрывали перед ней сцены из выдуманной кем-то игрушечной, невсамделишной жизни, обесценивая и лишая красок ее собственное существование. И этому пора было положить конец.

Как всегда, удар обрушился с той стороны, откуда она менее всего его ожидала. Вернувшись в свой кабинет, она обнаружила на столе официальное послание адвоката Калума, в котором он декларировал желание своего клиента отозвать вложенные им шестьдесят тысяч фунтов — полностью и в течение оговоренных законом двадцати одного дня.