– Я надеюсь, этой грязной водой был не мой отец?

– О боже, нет! Северный, ты идиот! – Алёна Дмитриевна пихнула его в плечо. – Судьба, конечно, иронична, но не до степени злого сарказма. У твоего отца был бархатный баритон, а у кое-кого, разлившего грязную воду из ведра, баритон был стальной. Так что моя дочь – не твоя сестра. Хотя это был бы такой вполне себе сюжет для мыльной оперы в триста сорок серий. Я тебя с твоим отцом окончательно связала только сегодня. Потому что, во-первых, только вчера с тобой познакомилась. Во-вторых – во время дурацкого балагана «знакомство с матушкой», устроенного тобой вчера, увидела кучу его фотографий. Только сегодня в сером веществе щёлкнуло, что тот А.В. Северный отец этому В.А. Северному. К тому же вряд ли такой женщине, как Рита Бензопила, решился бы изменить даже самый смелый мужчина. И вообще, хорош уже собирать анамнез! Твоё дело – осматривать тела, а не опрашивать! – И она закинула на себя руку Всеволода Алексеевича, давая понять, что на сегодня задушевная беседа окончена.

Алёна боялась. Боялась, что ей захочется лечь ему на спину и уже никогда и никуда не вставать. Боялась, что именно то, неназываемое, не сформулированное окончательно ни вербально, ни на уровне ощущений «чувство кожи», именно то, что ей чудится, – ей не чудится. И вообще, это смешно! В сорок лет. Сорок – это не девятнадцать-двадцать. В сорок уже умеешь вовремя захлопнуть дверцу, пока туда не нагадили.

Подумаешь! Просто очередной мужик. Любимый цвет, любимый размер. Нравится. Очень нравится. С ним уютно и комфортно. С ним – «как в детстве». Тпру!!! С тем, с Баритоном, тоже именно так и было. В чём же разница? В том, что у Северного нет жены и детей от жены (или «детей жены» – как угодно)? В том, что вот уже целый день вместе – и не надоел? В том, что он – настоящая кожа, а не кожзам? Ничего подобного, Алёна Дмитриевна! Ничего подобного! Разница лишь в том, что вам скоро сорок, а не едва минуло девятнадцать, как тогда. Так что просто получайте свои скоротечные, но от этого не менее занятные, эмоциональные и физиологические удовольствия. Вот что такое оргазм, если разобраться? Оргазм – кульминация сексуального возбуждения. Мощный сброс сексуального напряжения, накопившегося во время сексуальной стимуляции. Или не стимуляции, а наоборот – полного отсутствия таковой в течение долгого времени. Тут уж кому как не повезёт. Оргазм этот пресловутый воздействует чаще всего на гениталии, ну а кому подфартит – то ещё и на другие органы и системы. Женщинам вообще с оргазмом больше потрафило, чем мужчинам. Во всяком случае, женщинам, хоть раз его испытавшим. Дальше – тело само разберётся. А везёт тем, которым повезло, вот почему: женский оргазм интенсивнее мужского, длиться может до пятнадцати секунд. Начинается оргазм с волны ритмических сокращений нижней трети влагалища, и первые сокращения происходят примерно с такой же частотой, с какой пенис извергает сперму, – типа плюс-минус 0,8 секунды. Три волны – и вот тебе их пресловутые три секунды, явно округлённые в сторону преувеличения, как им, мужчинам, вообще свойственно. У женщин же – у тех, которым повезло, – после первых сокращений наступают последующие, и интервал между ними значительно увеличивается. И сокращения эти распространяются по всей длине влагалища до матки. Мышцы таза и промежности, а также сфинктеры мочевого пузыря и прямой кишки тоже сокращаются. Женщины, в отличие от мужских трёх-четырёх дёрганий по жалкие 0,8, сладостные эти сокращения испытывают от пяти до тех самых пятнадцати. Каждое – по полноценной секунде! У женщин даже мышцы спины и ступней могут испытывать непроизвольные сокращения – именно от этого так сексуально изгибается спина, трогательно поджимаются пальцы ног, а тот мужчина, что рядом, – сходит с ума от чувства собственной значимости. Пульс может возрастать до ста восьмидесяти ударов в минуту (при норме в шестьдесят-семьдесят), частота дыхания – до сорока (при норме в двенадцать-четырнадцать). Артериальное давление повышается, зрачки – расширяются. Если женщина очень сексуально возбудимая, то может до коллапса дое… дойти, да. То есть потерять сознание. «Упасть в обморок». Когда уже лежишь – не упадёшь. А такие правильные знания о природе твоего сиюминутного «хорошо» позволяют забыть о «чувстве кожи». Ничего личного, Алёна Дмитриевна! Чистая физиология. В том числе – физиология расслабления. Где там ваш рефрактерный период, госпожа Соловецкая? Ах да… Госпожа Соловецкая способна к мультиоргазмам. Кажется, Северный догадался. Ну да, он взрослый мальчик.

Главное – физиология, ирония и память о том, что самые лучшие из мужчин именно в рефрактерный период больно бьют под дых.

Плавали, знаем, спасибо. Никаких лишних вопросов. На остальные – отшучиваться. Дочь из ведра. Домик в деревне. Велосипед. Ульяновская ЦРБ.

Велосипед, кстати, был. Даже два. Её и дочери. Алёна каждое утро проезжала по двадцать километров. Как будто к Тур-де-Франс готовилась, ей богу. На самом деле такая нагрузка позволяла оставаться в отличной физической форме. Дочь составляла маме компанию лишь изредка, в выходные, когда приезжала к ней из Москвы. Не каждые. Каждые выходные было сложно. Иногда Алёна Дмитриевна – вот как раз в ту субботу, когда они с Северным и познакомились, – приезжала к дочери сама. К дочери и по делам.

На работу свою нынешнюю, в Ульяновку, Алёна Дмитриевна Соловецкая, что правда, ездила на «Вранглере». Мужчина, с которым они пять лет встречались, под занавес сделал красивый жест – подарил новый джип. Джипик. Ну, как сказать, «под занавес»? Он надеялся таким подарком Алёну Дмитриевну возвратить. Нашим же бабам много не надо. И не такая уж безумная цена вопроса, прямо скажем – вполне вменяемая для нормального мужчины. А для того «пятилетнего» «чтобы был» – так и вовсе смехотворная. Но не для врача. Алёне Дмитриевне нравились, ох как нравились джипы. Именно такие – чтобы трясло, чтобы почки норовили провалиться в малый таз и чтобы подкидывало, но вывозило. Всё лучше, чем медленно и плавно напрочь застрять в болоте. Но Северному совершенно не обязательно знать, что у неё джипик «Вранглер». Во-первых – этот джипик не из ведра с грязной водой, а от мужчины, приятного во всех отношениях. Во-вторых – у Северного у самого «Дефендер». Это хоть стой, хоть падай от смеха. «Дефендер» и «Вранглер». Северный и Соловецкая. Всеволод Алексеевич и Алёна Дмитриевна. Сева и Алёна… Тьфу! Нельзя! Ещё пять минут – и всё!

Через пять минут к Северному явился Сеня – и Алёне не пришлось слишком долго прикидываться спящей, чтобы избежать ещё каких-нибудь неприятных вопросов и обдумывания того, о чём именно умолчать, отвечая, и при этом не солгать. Северный буркнул на малыша Соколова. А зря. Сеня – он хороший. Впрочем, Алёна сама на Соколова и бурчит и кричит. Но когда кто-то… И хотя она знает, что Северный понимает, что Соколов хороший… Вот! Правильное течение мыслей и чувств. Об их общем «младшем брате» Сене.

Алёна улыбнулась.

С Соколовым тогда, во время, и тем более после института встречались всё реже. Ей было некогда. Да и у него были свои дела. Изредка перезванивались. Ещё реже он заваливался в гости.

Потом умерла бабушка, оставив Алёне квартиру. Даже завещание написала. На Алёну. Приватизировала квартиру на себя, Алёну и Алёнину дочь в равных долях. И написала завещание. У нотариуса – всё честь по чести.