– Не то знаю твою мать, финтифлюшку, чёрную вдову! – ворчала бабушка.

– Ба! Ну что ты такое говоришь. Станет у меня родная мать крышу над головой отнимать?!

– Станет! Ой, станет! – причитала бабка. – Такие, как она, знаешь, какими становятся, когда лишнюю пару яиц узрят на горизонте? Ой какими! Ни стыда, ни совести у них не остаётся – все карманы наизнанку. Да и такова вообще паскудная человеческая натура, – вздыхала старушка. – Ты себе не представляешь, во что квадратные метры самых близких людей способны превратить! Только что были друг другу красна девица и Иван-царевич, глядь – два серых волка пасть в пасть скалятся, на смертный бой нарываются!

– Ба! – обрывала Алёна. – Она всё-таки моя мать, и я её всё-таки люблю!

– Она – моя дочь по-любому. И люблю я её без всяких там «всё-таки», – строго выговаривала бабушка неразумной внучке, не понимавшей какой-то очевидной лишь бабушке логики, в которой та не видела никаких противоречий.

Когда бабушка умерла, а мать узнала о завещании – заявилась вкусно поскандалить. Полчаса под материны крики: «Родная мать без куска хлеба оставила!!!» – Алёна Дмитриевна хранила молчание. Затем, когда ей матушкины вопли изрядно надоели, она подошла к хлебнице, достала батон, щедро отрезала от него и протянула родительнице ломоть.

– Что это?! – взвизгнула Алёнина мать.

– Кусок хлеба.

– Да? – и мать задумчиво откусила от протянутого куска белого батона. – А масло у тебя есть?

– Есть. В холодильнике. Поухаживай за собой сама, мама.

– Хорошо, что у тебя всё есть, – мать без второго слова полезла в холодильник. – И профессия. Главное – профессия. Ты – врач. А я кто? Никто! Всю жизнь за алкоголиками подтирала. Матери помогала. Тебя растила. И теперь, на старости лет, я – никто. Мать даже угла мне не оставила! – Она деловито намазала маслом пару кусков хлеба и, вскрыв банку чёрной икры, презентованную Алёне Дмитриевне благодарной пациенткой, в два взмаха ножом вымазала её всю. – Хоть у дочери поем!

– Ма! – перебила её Алёна. – Ты играй-играй, да не заигрывайся. Это – что касается всего – от твоих мужей, что тебя безумно любили, до бабки, которой ты если чем и помогала – так своим отсутствием. Что касается конкретно не оставленного тебе угла, так у тебя, дорогая мама, есть собственная трёхкомнатная квартира. От первого алкоголика. Ты смотри икрой не подавись. Мы её сегодня собирались с твоей внучкой на ужин употребить на двоих, тонким слоем. Мы ж не знали, что заботливая матушка и бабушка явится и сожрёт. Так что я не буду говорить тебе, что я сейчас думаю. Просто рекомендую как врач – тщательно пережёвывай, не торопись. Никто не отберёт.

Мать ничего не ответила на Алёнину колкость и даже отложила бутерброд в сторону. И вздохнула. Алёна даже испугалась – неужто муки совести? Матушка тем временем ещё пару раз повздыхала, как корова, и наконец, набрав полные лёгкие воздуха, шумно выдохнула:

– Нету! Нету, Алёнка, больше трёхкомнатной квартиры! Я её продала!

– Да, да, – пробурчала Алёна. – Ты отличная жена – у тебя мужья не успевают устать от жизни. Ты отличная дочь – никогда слишком не перегружала свою мать присутствием и разрешала ей возиться с внучкой вдоволь. И ты – отличная бабушка. Твоей внучке от тебя ничего не обломится. – Алёна встала из-за стола, достала бутылку водки, налила себе и матери и сказала: – Не чокаясь! За бабушку. За эту святую женщину, вырастившую меня и не оставившую без крыши над головой! – Хлопнула до дна моментально и, не закусывая, срочно налила по второй. – А это, извини, мама, за меня! За долготерпение, за интеллект, за смирение! – стукнулась она своей рюмкой об материну. – Рассказывай.

Рассказ был недолгим, но очень забавным. Матушка как-то сгоняла в Египет – видимо, как раз тогда она и заняла у Алёны Дмитриевны денег «на лечение» не то варикозного расширения вен мочки левого уха, не то на субарахноидит пяточной кости – и вернулась «из санатория» вся из себя воодушевлённая и лет на десять помолодевшая, хотя её календарный возраст ей и без того не давали. Вернулась – и как-то совсем исчезла с горизонта дочери, лишь изредка позванивая и нехарактерно для неё не рассказывая по сорок минут о какой-нибудь ерунде вроде того, какая дрянь новая соседка, что снимает квартиру у Марьи Ивановны – «ну помнишь, из пятой квартиры?» – которая тоже дрянь. Алёна Дмитриевна не могла помнить Марью Ивановну из пятой квартиры, потому что матушка крайне редко приглашала дочурку в гости, а уж с ночёвкой – по пальцам одной руки можно пересчитать. Но мать обычно лучше было не перебивать. Теперь, когда она лишилась кухонно-телефонных сессий с бабушкой, эта карма со всей своей хищностью накинулась на Алёну Дмитриевну. И Алёна Дмитриевна предпочитала её отрабатывать наименее болезненно. Мать быстренько выговаривалась под Алёнины редкие «ага» – и неделю можно было жить спокойно. Тут же – звонить почти перестала, а когда звонила, то не рассказывала часами про себя, а быстро спрашивала: «Как у вас дела?» – и услышав в ответ неизменное: «Ма, всё хорошо!» – завершала беседу. Алёна Дмитриевна даже обрадовалась. Видимо, мамаша опять нашла ухажёра. Но кто мог предположить, что именно нашла мамаша!

Мамаша в Египте, куда она отправилась «в санаторий», увлеклась… дайвингом. И решила – ни много ни мало – в её немолодом уже возрасте, который ей хоть никто и не давал, но год рождения не обманешь, – стать инструктором по этому самому дайвингу. Причём – именно в Египте. В пыльной, незнакомой, полной всяческих опасностей – микро– и макробиологических – для белой женщины стране! Узнав, сколько стоит обучение-оборудование и всё прочее, матушка немного приуныла. Но ненадолго. Она так увлеклась этой идеей! Уже видела себя в гидрокостюме, облегающем её стройную фигуру… Короче, назад пути не было! То, что мать не проговорилась раньше, лишь подтверждало тот факт, что увлечение было серьёзным. И по степени серьёзности близилось к диагнозу. И мать, недолго думая, продала свою трёшку в отличном районе, нынче чуть ли не в центре города. И за год стала этим самым инструктором по дайвингу в этом самом Египте.

– Макаревич долбаный!!! – не на шутку рассердившись, орала Алёна Дмитриевна на свою непутёвую мамашу после того, как та окончила свою нехитрую повесть.

– Ну, Алёнушка, ну ты же уже взрослая! У тебя уже даже дочь взрослая! Мама всю жизнь для вас старалась. Может мама пожить для себя? – заканючила в ответ эта удивительная женщина.

– Идиотка! Если у тебя в том твоём Египте что-то не выйдет – на порог не пущу! Запомнила? – Алёна Дмитриевна налила себе полный стакан водки. Да, она же уже давно взрослая. Очень давно, увы, взрослая. Заведующая отделением родильного дома. Без пяти минут заместитель главного врача по акушерству и гинекологии. Может себе заведующая налить стакан водки?! – Нет у тебя в Москве квартиры. Нет. Поняла? Ты свою на акваланг променяла в базарный день. И я тебя на порог не пущу! – Алёна Дмитриевна залпом выпила.

– Алёна… Это очень хорошо, что ты выпила. Я тебе ещё не всё рассказала. Я, Алёна… Я там, в Египте…

– Телись уже! – Алёна Дмитриевна прикурила.