— Так тебя интересует, кто нас обижает?

Теперь уж настал мой черед кивнуть. Я слышал красноречивое покашливание Добрыни, но мы с Ковачом смотрели друг на друга, не отводя глаз.

— Водяные, — наконец выдавил из себя старик.

За моей спиной раздалось свистящее шипение — будто воздух из винного бурдюка выдули: это одновременно вздохнули Сигурд и Добрыня. Оглянувшись, я обнаружил, что князь Владимир побледнел, как полотно. Все они выглядели не на шутку напуганными. А я понятия не имел, о чем мы говорим…

— Ятра Одина! Что еще за штука такая?

— Чудовища, которые питаются душами утопленников, — вполголоса пояснил Добрыня.

— Все это детские сказки, — возразил Сигурд без особой уверенности.

— Они живут на возвышенности посреди болота, — сообщил Ковач (он говорил тихо, ровным голосом, но сколько же горечи было в его голосе!). — В нашей деревне сорок восемь домов, и каждый из этих домов пострадал.

— Каким образом пострадал? — требовательно спросил Добрыня.

— Они приходят по ночам… эти водяные… крадут наших женщин и превращают их в русалок, — рассказывал старик. — Это происходит нечасто — раз или два в год, но длится уже много лет. Последний раз они появились этой осенью… и увели мою внучку.

Ковач умолк, и я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. И холодок этот не имел никакого отношения к зимним сквознякам.

— Вы столько лет терпели и ничего не предпринимали? — спросил Владимир, и старик повел в его сторону седой кустистой бровью.

— Мы пробовали посылать мужчин на болото, — ответил он. — В первый раз погибли шестеро. Мы снова попытались… и потеряли еще четверых. Все эти люди были смелыми мужчинами и добрыми кузнецами. Больше мы никого не посылали. Нам нужны люди, чтобы ковать мечи и обрабатывать землю… и сражаться с другими врагами. Не только с этими. Поэтому мы ограничились тем, что выстроили укрепления вокруг деревни. И каждый год отправляли челобитные в Киев с просьбой о помощи. Но никто так и не пришел.

— Твои укрепления никуда не годятся, старик, — сказал я. — Если они продолжают приходить и красть ваших женщин.

— Против волшбы никакие укрепления не помогут, — вздохнул Ковач (он говорил самым обыденным тоном, но в глазах почему-то появились хитрые искорки). — Они приходят по ночам, когда все боятся выйти из дому. Я видел разок одного такого водяного — он был весь чешуйчатый, словно змея, и двигался совершенно бесшумно. И вот теперь появились вы. Может, Перун нарочно привел к нам воина по имени Дракон? Чтобы раз и навсегда покончить с этими чешуйчатыми, которые наверняка вылупляются из змеиных яиц. Ведь неспроста же бог наслал на нас эти ужасные холода, которые заморозили все топи и сделали болото проходимым. На моей памяти такого прежде не случалось.

Я обвел взглядом лица его домочадцев и понял, что продолжения ждать бесполезно. Старик и так сказал больше, чем позволяли время и место. Тишина затягивалась, и единственным звуком, нарушившим ее, был треск полена в печи. Оно внезапно вспыхнуло и осветило всех зловещим багровым светом.

— Итак… Я правильно тебя понял, старый лис? — прорычал Сигурд. — Если мы пойдем на болото и избавим вас от этой угрозы, то вы поделитесь с нами съестными припасами?

Ковач кивнул в ответ, и это почему-то рассердило воеводу.

— Вот подвешу тебя сейчас за большие пальцы, — пригрозил он, — и ты живо все выложишь.

— А еще можно подвесить кого-нибудь из твоей родни, — вмешался Добрыня. — Ты этого хочешь? Я могу послать за матерью твоей внучки.

Ковач заморгал своими прозрачными глазами, но ничего не сказал. Он сидел, свесив голову на грудь, и горестно молчал. В конце концов, он был маленьким человеком и привык безмолвно встречать все беды и печали. Но на его веку случилось уже столько этих самых бед, что они его закалили и отбили привычку пугаться. Я думаю, этот человек был не менее бесстрашным, чем наш Финн.

Мы с Добрыней обменялись понимающими взглядами. Кроме всего прочего, мы не имели права мучить и угнетать поселян. Это была привилегия Ярополка, поскольку здешние земли и люди принадлежали ему. Если сейчас мы дадим волю гневу, это может сильно не понравиться киевскому князю. А ссориться с Киевом мы не хотели.

В конце концов Добрыня подавил вздох и сказал, обращаясь ко мне:

— Всего-навсего небольшая прогулка по замерзшему болоту…

— Да пусть он подавится! — прорычал Финн, когда я вернулся в амбар и обо всем поведал побратимам. — Что за хрень такая этот самый во-дья-ной… или как там его?

— Водяной, — поправил Воронья Кость. — Это такой драуг, который живет в воде. По слухам, они крадут молодых девушек и превращают их в русалок — так местные жители называют духов болота, которые несут змеиные яйца. Чаще всего они выглядят, как прекрасные бледнолицые девы с длинными зелеными волосами. Волосы их всегда должны быть мокрыми, иначе русалка умрет. Поэтому они носят с собой гребешки и постоянно расчесывают свои пряди. Считается, что таким образом они вызывают дождь, который смачивает их волосы. Я слышал, будто они умеют обращаться в водных птиц… а хвосты у них чешуйчатые.

Мальчик умолк, заметив наши пристальные взгляды.

— Что? — спросил он. — Я просто слышал истории.

— Вот и держи их при себе, — раздраженно рыкнул Финн. — У этого старика, верно, от холода в голове помутилось. Неужто кто-нибудь всерьез верит подобным сказкам?

— Он не один такой, — спокойно возразила Торгунна. — Не могут же все быть сумасшедшими. Я видела хозяев этого дома — мужа и жену, — они до сих пор оплакивают свою пропавшую дочь.

Речь шла о дочери старого Ковача. Несчастная женщина стояла, помешивая деревянной ложкой в чане с прошлогодним пивом — подобным образом она пыталась вдохнуть новую жизнь в прокисший напиток. А попутно рассказывала нам, утирая слезы, печальную историю исчезновения своей дочери. По ее словам, однажды ночью она увидела в доме какую-то тень, а затем услышала приглушенные крики. Вот так все и случилось… Я смотрел на ее круглое крестьянское лицо — щеки изрезаны преждевременными морщинами, карие глаза обведены темными кругами. Женщина выглядела такой несчастной, что я не решился еще больше расстраивать ее угрозами Сигурда и Добрыни. Вряд ли известие о том, что ее собираются подвесить за большие пальцы, сильно обрадует женщину. Несчастная и так убита горем и напугана сверх всякой меры.

Я пытался потолковать с ее мужем, но тот оказался на редкость неразговорчивым. Он немногое добавил к рассказу своей жены. Только сообщил, что пытался убить чудовище ручной косой, но не слишком в том преуспел. У мужчины было широкое плоское лицо — настолько испещренное морщинами, что больше смахивало на дубовую кору, нежели на человеческую кожу. Сходство со старым дубом еще больше усиливалось благодаря скулам и носу, которые выступали подобием чернильных орешков на больном дереве. Концы его длинных седых кос были неровными — словно их не подрезали, а обжигали огнем.