Почему я не осталась дома? Мама!..

Так. Нужно вспомнить, как папа учил справляться с тревогой.

Вдох-выдох.

Вдох-выдох. И еще раз, потом открою глаза.

Вдох-выдох.

Я сидела на утрамбованной земле посреди извилистой дороги. Сосны с перекрученными стволами безмолвными стражами застыли по обеим ее сторонам. Над ними — хмурое серое небо без солнца. Если это и есть рай или ад, то они весьма странные.

И где какой-нибудь проводник по загробному миру? Эх, ну почему я не слушалась бабушку и так мало читала Библию? Была бы хоть готова ко всему этому.

Интересно, если я начну каяться в грехах, это зачтется, или нужно было при жизни успеть?

Откуда-то из груди вырвался неуместный смешок, затем еще, и еще один. Я расхохоталась: сижу посреди дороги и думаю о своих грехах, нет бы идти куда-нибудь.

Подальше от автобуса. Подальше от смерти, криков, крови и железных монстров. Подальше от собственного сумасшествия, ведь всего этого не может быть на самом деле.

Я вскочила на ноги и побежала по дороге. Деревья мелькали на обочине, сменялись полянами и мелкими речками, неизменной была лишь сама дорога. В другое время я бы удивилась этому, но не сейчас: пока есть силы, нужно двигаться вперед.

Потом закончился воздух в легких, и остро закололо в боку, так что пришлось перейти на шаг.

Только на чуть-чуть, затем — снова бежать.

Я не знала, сколько проблуждала по этой дороге, но ноги уже отваливались, легкие жгло, а правый бок разрывало от боли. Пришлось все же сесть и передохнуть, заодно и подумать, почему на таком большом отрезке пути мне не встретились ни люди, ни дома, ни машины, ни столбы с проводами. Что это за место?

Неужели я и вправду умерла?

Я нащупала наушники от плейера, надо же: за все это время так и не потеряла, взяла их в руки, сжала и разрыдалась. Мамочка, папочка, Светулик мой любименький, как же я без вас? Бабулечки мои… никогда больше никого не увижу… Почему? За что? Мне же еще и шестнадцати нет. А институт?

— Мелкая, не рыдай! — чужой голос моментально успокоил меня.

Ко мне подбежал запыхавшийся парень лет двадцати. Красивый, как актер из какого-то фильма: серо-зеленые глаза с хитринкой, мужественный подбородок, нос прямой, волосы темные, почти черные, только коротковаты: ежик и все, я подлиннее люблю. А главное — у парня не было прыщей.

— На, вытри нос! — почему-то прокричал он, после чего протянул мне отглаженный белый платок.

— Спасибо, — точно, я умерла, не мог такой красавчик заговорить с Лилькой-зубрилой.

— Ни-че-го не слышу, — он показал на свои уши, — взрыв рядом был. Пошли, мелкая, надо выбираться отсюда.

— Куда? — я вытерла слезы, но вставать не спешила. Ноги просто отваливались, да и не вызывает этот парень доверия.

— Я — Алеша. Тебя как зовут?

— Лиля.

— Ладно, потом расскажешь, сейчас нужно идти.

Ни за что! Пусть сам куда хочет, туда и идет. А вдруг там, куда он заманивает, еще хуже? Или он пособник железных монстров? Или тот самый проводник в загробный мир?

На всякий случай я сложила руки на груди и замотала головой, надеюсь, так ему понятнее станет.

— Пошли! — от его крика меня передернуло. — Если будешь и дальше здесь торчать, междумирье тебя затянет, не сможешь домой вернуться. Останешься здесь навсегда.

А, может быть, я этого и хочу? Что угодно, только не обратно к автобусу. Но мама, как же?

— Мелкая, вставай! Я тебе шоколадку куплю.

И сколько мне, по его мнению, лет? Пять?

— Или пиво, лет через шесть. Давай же, идем!

Двенадцать? Он думает, что мне двенадцать? Ну все, теперь точно никуда ни шагу!

Алекс, — не может же такой красивый парень носить имя «Алеша»? — подхватил меня на руки и потащил по дороге. Я хотела было вырваться, но ощущение, что тебя бережно поддерживает такой сильный и красивый мужчина, заставляло трепетать. До этого на руках меня носил только папа и то — когда я сломала ногу.

Обидно, но Алекс почти не обращал на меня внимания, словно спешил куда-то. И буквально через пару минут, я поняла — куда.

Родной мир встретил все тем же палящим солнцем. Город, правда, был мне незнаком, но все равно хотелось плакать от радости. Я жива, вернулась домой, теперь все будет хорошо. Возможно, Алекс даже попросит у меня номер телефона.

Но сегодня точно был не мой день: парень спустил меня на землю, взял за руку и повел к облезлому серому зданию с покосившейся табличкой. Я пыталась прочитать название, но успела заметить только первый слог: «Сол…». Вот и гадай теперь, что это за учреждение.

Внутри мы долго бродили по коридорам, затем зашли в тесный, душный кабинет, где уже сидели два хмурых мужчины, по виду старше моего папы, и черноволосая красотка, лет двадцати.

— Наконец-то. Ты где столько шлялся? — спросил у Алекса один из «дяденек».

— Искал вашу пропажу, знаете, как она далеко убежала?

— Нашел и ладно. Иди, — второй мужчина махнул на него рукой.

— Ничего не слышу, — Алекс показал на уши. — Куда теперь мелкую?

— Не твоего ума дело, контуженый. Иди уже.

Я испуганно посмотрела на Алекса и вцепилась в него. Он широко улыбнулся, затем подмигнул мне и поцеловал руку:

— Держись, мелкая, мы еще встретимся.

Затем — развернулся и вышел.

Встретимся, как же. Да он через минуту обо мне забудет. И эти «дяденьки» как-то уж очень подозрительно на меня поглядывают.

— Держи и не плачь! — девушка протянула мне шоколадку. — Таки это второе по эффективности средство от стресса. Про первое тебе еще года три-четыре знать не положено.

Я кивнула и взяла шоколадку.

— Что будем с ней делать?

— Поставим на учет и сотрем память, начальство четко распорядилось, чтобы информация о катастрофе никуда не просочилась. И нервная девка слишком, в конторе таким не место. Может, когда подрастет, тогда и завербуем…

* * *

Воспоминание ввинтилось в мозг, как заржавелый шуруп: тяжко, со скрипом, но все же заняло свое место.

Страх, боль и обида нахлынули на меня с новой силой, как будто все случилось вчера, а не десять лет назад. Лучше бы и дальше не знать об этом. Но вместе с тем у меня было чувство, что после этого кошмары уйдут.

Алеша тряс меня за плечи, плескал в лицо водой и как-то жалостливо звал по имени.

Алеша…

— А-алеша! Гад! — я сфокусировала на нем взгляд и села.

— Все хорошо, тихо, тихо, — он чуть не задушил меня в объятиях.