Сирена же, еще не выразившая согласия, двинулась к Рине, но перед ней выскочил Клим, а перед Климом – Кёрфин. Папа постарался унести дочку вглубь толпы, но она не позволила.

– Пропустите ее. Пусть скажет, что хочет.

– Ты все еще не согласна уйти со мной, девочка? – с грустью спросила Сирена.

– Нет, – твердо сказала Рина и улыбнулась. – Но у тебя теперь будет целая куча детей. Самого разного возраста. И всех надо сделать счастливыми и обеспечить роскошью. – Она кивнула в сторону вереницы людей, которая постепенно выстраивалась за Рондевулом.

Сирена ласково погладила Рину по щеке и вернулась, бодро хромая, во главу своего шествия.

– Поспешите оповестить всех желающих! – крикнула она толпе. – У вас два месяца на то, чтобы добраться до Ветродуя! Только в этом случае вы войдете в него целиком и не будете подвержены нашей магии. Так что будите людей и отправляйте их к нам. А если они так и останутся уснувшими, вам придется устроить грандиозные похороны!

– Хорошо, – снова ответила за всех Рина.

И только когда толпа начала исчезать в темноте улиц, Семнадцатая Виндера позволила себе закрыть глаза и тихонько обвиснуть в объятьях папы.

Глава 12. Окно в ветер

Тяжелое одеяло приятно придавливало Рину к кровати. Она лежала, укрытая почти до макушки, и смотрела в окно с забитыми ватой щелями. За две сотни лет, что древесина то набухала от дождей, то теряла влагу под солнцем, рамы рассохлись настолько, что в щели можно было палец просунуть.

За чисто вымытыми стеклами открывался и вновь исчезал в дымке облаков кусочек небесной синевы. Рина не помнила, сколько времени наблюдала за ним, но была уверена, что может делать это еще очень-очень долго.

Потому что за окном наконец-то был ветер.

Под его порывами шелестели неподатливо-зеленые листья поздней яблони и повешенное кем-то на балкончике полотенце.

В комнате с натопленным камином было жарко. Рина исходила потом, но ни за что не хотела шевелить ни рукой, ни ногой, чтобы откинуть одеяло, потому что тогда снова придет боль, а сонная дрема развеется и уступит место хаосу: Рина начнет суетиться, думать, переживать, прямо как беспокойный ветер за окном.

Она сама слишком долго была этим ветром, и теперь ей хотелось чуточку безветрия. Капельку покоя. Минутку тишины.

Рина, конечно, давно вскочила бы, если бы не знала, все ли хорошо: с миром, с близкими, с ней самой в конце-то концов. Но тело не болело, в теплом воздухе пахло мамиными духами, небо было синим, на рассохшейся колченогой табуретке лежало яблоко, заботливо натертое Альбертом до воскового блеска, а на стене напротив кровати папа нарисовал смешных человечков в ярко-желтой машине и подписал: «Доброе утро, доченька!»

Так что Рина уже знала: все хорошо и можно закупорить армию вопросов еще на пару блаженных минут.

Но вот дверь скрипнула, внутрь просунулась вихрастая рыжая макушка, и Альберт, нисколько не жалея паутинно-тонкий покой сестры, завопил во всю глотку:

– Проснулась! Мам, она проснулась, иди к ней! Я папе скажу!

Ступени лестницы пропели свою скрипучую песнь на разные лады, и в комнату, споткнувшись о порог, вбежала неуклюжая от волнения птичка-мама.

Ее короткие волосы торчали из-под беретки как перышки. Одета она была в толстый серый свитер и мужской комбинезон, а щеки оказались перепачканы сажей: наверное, мама сама растапливала камин. Но ни грубая одежда, ни чумазое лицо нисколечко ее не портили.

– Девочка моя! – Она чмокнула Рину в лоб. – Ну наконец-то ты проснулась!

«Теперь, наверное, самое время плакать», – подумала Рина.

Но почему-то не плакалось, как будто все слезы вышли вместе с потом. Осталась только слабость и нежелание шевелиться.

– Все хорошо? – спросила Рина.

Говорить было трудно и хрипло, но глоток теплого, кисловатого чая с шиповником помог.

– Да, все хорошо, – успокоила мама, нежно погладив ее поверх одеяла. – Срастется без проблем. Будешь как новенькая!

– Да нет, мам, с миром все хорошо? – За свое тело Рина как-то не беспокоилась.

Мама широко улыбнулась.

– С миром все замечательно!

– Расскажи. – Рина только сейчас осознала, как же здорово иногда быть просто наблюдателем в историях, но в то же время она не жалела о пройденном пути.

– Ты проспала три дня, – охотно начала мама. – Но доктор Хариз сказал, ничего страшного, это от переутомления.

– Доктор Хариз? – удивилась Рина. – Он же старенький. Я думала, он ушел к Ветродую.

– Как будто твоя бабушка ему это позволит! Это же семейный доктор Аль! – Мама рассмеялась. – Да не переживай, я шучу, это было его решение. Не так уж много народу ушло в конце концов. – Она поджала губы и на секунду стала очень похожа на бабушку Вельму – раньше Рина предпочитала не замечать их сходство. – Ну, не катастрофически много. И я не слышала, чтобы хоть один кудесник согласился перейти к колдунам.

– Ну еще бы…

На лестнице снова заскрипели ступени, дверь приоткрылась, но мама строго сказала:

– Очередь!

И посетители остались на той стороне.

– Да ладно. – Рина слышала в коридоре не одного человека, а целую взволнованную толпу. – Пускай заходят.

– Нет, ты не представляешь, что начнется, если впустить сюда всех разом. Я их еле удерживала, чтобы дали тебе отдохнуть, иначе ты бы проснулась в мокрой от слез постели и порядком оглохшая от воя.

Плечи мамы легонько подрагивали, и Рина уже знала, что она в эти дни не плакала ни секунды. И что позже, когда все немного утихнет, мама забьется куда-нибудь в уголок в кладовке и разрыдается. Там ее найдет папа и сперва будет стражем стоять возле двери, охраняя мамино уединение, а когда решит, что оно уже не на пользу, пойдет ее успокаивать. А затем они вернутся как ни в чем не бывало. И папа перед этим за компанию натрет до красноты нос, потому что: «На улице так холодно!» или «Мы обчихались, нанюхавшись какого-то дурацкого желтого цветка!», а Рина сделает вид, что поверила.

Раньше она не замечала или предпочитала не замечать, что родители совсем не всесильные, какими хотят показаться. Но она не стала говорить маме, что не очень-то верит в ее деловито-веселую роль.

– Впусти их. – Рина нашла в себе силы сесть. На удивление резкой боли не было, только немного заныла нога, а руку Рина вообще не чувствовала и надеялась, что это все гипс, а не какое-нибудь омертвение нервов.

– Ну ладно, – сдалась мама. – Но только на минутку. Я пока принесу тебе тыквенной каши, наверное, как раз приготовилась.

Она открыла дверь, и Рину