В общем, в первый раз с начала операции адмирал буквально взорвался. Выдал адмиралу шиисов на чистом русском всё, что думает о них самих, об их стратегии с тактикой, а заодно и по их умственным способностям прошёлся. После этого в корне поменял диспозицию, послав в качестве наживки эскадру крастолов. Те лишних вопросов не задавали, тем более что особого риска для них не было. Пошуметь с безопасной дистанции? А почему бы и нет? Если уж на то пошло, в подобных операциях гибель кораблей чаще всего была связана с ошибками их командиров в пилотировании или нарушением дисциплины, выраженном в проявлении избыточной инициативы. А как раз и с подготовкой, и с дисциплиной у крастолов всё было в порядке, и с этой стороны проблем не ожидалось. Гораздо больше беспокоил Ковалёва тот факт, что крастолы – существа рациональные, и если полезли в драку, то считают свои шансы предпочтительными. Это могло насторожить обороняющихся, однако адмирал надеялся, что в горячке боя ни адерам, ни ти'тали будет не до анализа психологии противников. Им бы отбиться, а не о побудительных мотивах думать.

Наверное, союзный флот смотрелся живописно. Решив воспользоваться свободным временем вкупе со служебным положением и удовлетворить любопытство, взяв истребитель, Ковалёв облетел строй кораблей и убедился, что так оно и есть. Составляющие костяк флота стреловидные гиганты имперской эскадры, конечно, подавляли как размерами, так и обаянием дизайна всесокрушающей машины разрушения, а эскадра с Зеты отлично вписывалась в их строй как формой, так и размерами, но зато остальные участники похода добавляли колорита.

Корабли шиисов тоже были стреловидными. Только они, в отличие от несколько угловатых имперских кораблей, больше всего напоминали те ракеты, что запускались с Байконура, – такие же тонкие, длинные, обтекаемые, можно сказать, зализанные. Кстати, они Ковалёву очень нравились, не характеристиками, а именно дизайном. Такими когда-то представляли ракеты создатели первых советских фантастических фильмов, а ведь на них Ковалёв, можно сказать, и вырос. Прямо ностальгия какая-то возникла. В общем, стремительная раса – стремительные и корабли. Сложно было сказать, насколько такие формы были практичны в бою, но в красоте им было не отказать.

У крастолов корабли были рациональной шарообразной формы. Так достигались оптимальная манёвренность и максимальный внутренний объём при минимальной площади поверхности. Другого решения от них и ожидать было трудно. Сейчас флот крастолов, готовясь к атаке, висел рядом с чётким, как на параде, строем имперских линкоров и крейсеров, больше всего напоминая гроздь стеклянных шаров на новогодней ёлке. К тому же эти корабли ещё и ртутно блестели, усиливая сходство и наводя адмирала на мысль о том, что стоило бы этот праздник провести на Земле, в кругу родных. Такие вот не совсем уместные сейчас мысли. Впрочем, и до Нового года было ещё как до Луны задним ходом.

У галланов архитектура была самая интересная – их посудины напоминали многогранники, причём разные корабли имели разное количество граней. Не очень понятно, с чего было выбрано такое интересное, но явно не самое грамотное с инженерной точки зрения решение, хотя Ковалёв подозревал, что это связано с особенностью зрения насекомых. Глаза-то у них фасеточные, и мир они видели и воспринимали совсем по-другому, чем люди. Тем не менее выглядели эти корабли, наверное, красивее всех. Не подавляли мощью, как имперские боевые звездолёты, а напоминали россыпь кристаллов, чьей-то шаловливой рукой рассыпанные по столу. Зрелище, кстати, было феерическое.

На их фоне простенькие, напоминающие сильно вытянутые параллелепипеды корабли опелов смотрелись несколько бедновато. Не ассоциировалась в адмиральской голове такая геометрия с боевым кораблём, который просто обязан внушать… хоть что-то внушать он обязан, а эти безликие серые гробы выглядели просто скучно. Да и в атмосферу на них входить наверняка мучение, хотя, это Ковалёв знал точно, опелы ухитрялись сажать свои звездолёты на планеты. Ну и ладненько, ухитрялись – значит, у них талантливые инженеры, совместившие несовместимое. Остаётся вежливо поаплодировать их мастерству и заняться своими делами.

Дел, кстати, всё ещё хватало, поэтому, когда адмиралу доложили о появлении в зоне досягаемости систем наблюдения цели, он в первую секунду даже не врубился, о чём речь. Лишь потом до него дошло, что эскадра достигла наконец своей первой цели и пора начинать штурм.

Правда, с лихими эскападами пришлось несколько повременить. Если верить полученным от пленных сведениям, дистанция, на которой работали планетарные радары противника, мало уступала возможностям техники, установленной на имперских кораблях, и значительно превосходила всё то, что имели их союзники. Исходя из этого печального обстоятельства пришлось лечь в дрейф за пределами дальности систем обнаружения противника и ждать – Ковалёв решил начинать атаку после того, как вернётся эскадра Синицына. Так, на всякий случай, мало ли что обнаружит его протеже. Очень уж не хотелось адмиралу очертя голову лезть совсем в неизвестность.

Пока ждали и командиры кораблей в тысячный уже, наверное, раз проверяли готовность техники и экипажей, Ковалёв обратил внимание на не совсем здоровую, с его точки зрения, психологическую атмосферу, которая сложилась внутри каждой расы его союзников. Как докладывали офицеры-координаторы, которых он направил на все их флагманские корабли, если старшие офицеры ещё понимали, что, почему и как, то команды, такое впечатление, были свято убеждены, что в этом походе главной является именно их раса, а остальные лишь помогают. Не то чтобы это так уж волновало Ковалёва, но всё же он предпочитал, чтобы все помнили, кто тут самый главный папа. Ведь наверняка на родине союзничков будет потом вестись пропаганда и на полном серьёзе утверждаться как раз то, что думают нижние чины – очень уж привлекательна эта мысль для простого народа, где бы он ни жил и к какой бы расе ни принадлежал.

Синицын вернулся через двое суток. Новости, которые он принёс, не радовали, но и не огорчали: никого он поблизости не обнаружил. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо. Во всяком случае, крастолы успеют выполнить свою задачу, не опасаясь, что их перехватят и выбьют прежде, чем они смогут отойти под защиту имперских кораблей. Правда, бравый разведчик сообщил адмиралу ещё кое-что, от чего Ковалёв в первый момент впал в ступор, а потом долго и изобретательно ругался, но это непосредственно к войне не относилось. Скорее уж, это можно было назвать делами сердечными.

Синицын поставил Ковалёва, адмирала и своего командира, в известность, что сделал его дочери предложение руки и сердца, и она, разумеется, согласилась. Ну, это было вполне ожидаемо, и Ковалёв уже заранее был морально готов к такому повороту. Да и не имел он ничего против, если честно – за таким вот бравым разведчиком его дочь была бы как за каменной стеной. Это было немаловажно, хотя кому-то и показалось бы, возможно, несколько циничным, ну да Ковалёв комплексами вроде «а что по этому люди подумают» не страдал. Вот к чему он не был готов совершенно, так это к тому, что предложение сделано только что, и Юлька, оказывается, не на далёкой и отлично защищенной базе, а вот прямо здесь, на борту флагманского эсминца будущего зятька.