— Как ты меня нашел? — спросила она.

— По телефонной книге, — ответил Ричер.

— Ты был здесь вчера. Что-то высматривал. Мне рассказала соседка.

— У тебя хороший дом.

— Мне он нравится, — ответила Воэн.

Она заметила ключи у него на пальце.

— Я должен сделать признание, — сказал Ричер.

— Ну что на этот раз?

— Кто-то выбил все окна.

Воэн оттолкнула его в сторону и вышла на дорожку. Оглядела «шевроле», оценила ущерб и пробормотала:

— Дерьмо.

Тут она сообразила, что находится на улице в одной футболке, и поспешно вернулась в дом.

— Кто? — спросила она.

— Один из тысячи подозреваемых.

— Когда?

— Сегодня утром.

— Где?

— Я остановился возле металлического завода.

— Ты идиот.

— Я знаю. Извини. Я заплачу за стекло.

Он снял кольцо с пальца и протянул ключи Воэн. Однако она их не взяла.

— Тебе лучше зайти, — сказала она.

Дом был распланирован так, как и предполагал Ричер. Справа налево: гараж, прихожая, кухня, гостиная, спальни. Кухня выглядела как сердце дома. Симпатично организованное пространство с разноцветными шкафчиками и бордюром на обоях. Работала посудомоечная машина, в раковине было пусто, все рабочие поверхности убраны, но не вызывало сомнений, что здесь обитает живой человек. Стол на четыре места, но стульев на кухне только три. И еще здесь было то, что мать Ричера называла стилем. Сухие цветы, бутылки с очищенным оливковым маслом, которое никогда не будет использовано, антикварные ложки. Мать Ричера говорила, что такие предметы придают комнате характер. Сам Ричер долго не мог взять в толк, как что-то, кроме человека, может иметь характер. Когда он был ребенком, то очень многое воспринимал в буквальном смысле. Но с годами он начал понимать, что имела в виду его мать. У кухни Воэн был характер.

Ее характер — так он решил.

Ему показалось, что выбор делал один человек и реализовала его одна пара рук. Ричер нигде не заметил компромиссов или проявлений противоположных вкусов. Он уже давно знал, что кухня считается владением женщин. Во всяком случае, так было во времена молодости его матери, однако она была француженкой, а это совсем другое дело. С тех пор многое изменилось — в этом его уже успели убедить. Теперь мужчины умели готовить, или хотя бы оставляли повсюду упаковки с шестью бутылками пива, или заляпывали линолеум машинным маслом, когда чинили двигатель мотоцикла.

Ричер не нашел в доме свидетельств присутствия другого человека. Ни малейших. Никаких следов. Со своего места возле раковины он видел часть гостиной через арку, оставшуюся после того, как сняли двери. Там стояло одинокое кресло, телевизор и множество нераспечатанных коробок.

— Хочешь кофе? — спросила Воэн.

— Всегда.

— Ты спал прошлой ночью?

— Нет.

— Тогда тебе лучше не пить кофе.

— Так я смогу протянуть до того момента, когда придет время сна.

— Каков наибольший промежуток времени, который ты провел без сна?

— Около семидесяти двух часов.

— Работал?

Он кивнул:

— Одно крупное дело, двадцать лет назад.

— Большое дело в военной полиции?

Он снова кивнул:

— Кто-то что-то с кем-то делал. Я не помню подробностей.

Воэн сполоснула кофейник и наполнила водой кофеварку, здоровенное стальное устройство фирмы «Кузинарт». Надпись была сделана крупными буквами. Агрегат показался Ричеру надежным. Воэн положила ложечку кофе в золотую корзиночку и нажала на кнопку.

— Вчера вечером помощники шерифа из Диспейра уехали обратно через час.

— И нашли меня в баре, — сказал Ричер. — Они выманили меня на запад при помощи телефонного звонка, а потом вернулись. Это была ловушка.

— И ты в нее угодил.

— Наоборот, это они в нее попали. Я знал, что они задумали.

— Откуда?

— Двадцать лет назад я не спал по семьдесят два часа и имел дело с такими жуткими парнями, каких во всем Диспейре не сыщешь.

— А что стало с помощниками шерифа?

— Они присоединились к полицейским в изоляторе.

— Все четверо?

— Все шестеро. Они позаботились о поддержке.

— Ты не человек, а настоящая волна преступности.

— Нет, я Алиса в Стране чудес.

Теперь кивнула Воэн.

— Я знаю. Но почему они ничего не предпринимают? Ты нанес телесные повреждения восьми мужчинам, шестеро из которых — служители закона, кроме того, ты разбил две полицейские машины — и все еще остаешься на свободе.

— В этом все и дело, — сказал Ричер. — Я на свободе, но в Хоупе, а не в Диспейре. И это странность номер один. Они хотят только одного — чтобы в Диспейре не появлялись чужаки. Их не волнуют законы, справедливость и наказание преступников.

— А в чем странность номер два?

— Они напали на меня вшестером, а я отделался двумя синяками и слегка повредил костяшки пальцев. Они все слабые и больные. Один из них даже сдался, чтобы получить возможность спокойно поблевать.

— Так в чем же дело?

— Администратор моего мотеля пришла к выводу, что они нарушают законы по охране окружающей среды. Возможно, там повсюду яды и загрязнение.

— И они это скрывают?

— Может быть, — ответил Ричер. — Но мне кажется странным, что жертвы помогают это скрывать.

— Люди боятся потерять работу, — предположила Воэн. — В особенности в таком городе, где все принадлежит одной компании и у них нет выбора.

Воэн открыла шкафчик и взяла чашку. Она была белая, идеальной цилиндрической формы, высотой четыре дюйма и диаметром два с половиной дюйма. Костяной фарфор, тонкий, как бумага. Воэн наполнила ее из кофейника, и по аромату Ричер понял, что кофе будет превосходным. Воэн бросила взгляд в сторону гостиной, но отнесла чашку на кухонный стол и поставила напротив одного из трех стульев. Ричер посмотрел на коробки и одинокое кресло в гостиной и спросил:

— Только что переехала?

— Полтора года назад, — ответила Воэн. — Просто не спешила распаковывать вещи.

— А откуда?

— С Третьей улицы. Там у нас был маленький двухэтажный коттедж, но мы решили, что хотим ранчо.

— Мы?

— Дэвид и я.

— А где он теперь? — спросил Ричер.

— Сейчас его здесь нет.