и поставил чашку на стойку. “Босс, я не могу представить, чтобы Ад не принял его”.

Из угла донесся смех умирающего доктора.

“Ложь”, - сказал Крейвен.

Хайрам обернулся. “Что ты сказал, придурок?”

“Жиль де Рэ… он не был детоубийцей. Он был жертвой… жертвой церковного заговора. У него были связи с Жанной д'Арк, которую они казнили… Его сочли виновным по ассоциации. Этого человека подставили священнослужители.”

Хайрам покраснел. “Заткни свою нору, червяк!”

Когда Крейвен хихикнул, в уголке его рта появилась струйка черной слюны.

“Он такой же сумасшедший, как индеец”, - сказал Гленн Хайраму. “Смертные не могут справиться с сердцем Джаспера. Оно превращает их в любое существо, которое мы сейчас видим перед собой. То, что Джаспер поднял из Ада, — это настоящее исследование, я бы сказал. Разобраться во всем этом будет настоящим подвигом”.

Гленн налил еще, а Уэб и Тэд последовали примеру Диллона и направились к молодым женщинам. Вожак стаи рассказал своему заместителю о своем видении, другом измерении, которое он мельком увидел с его возвышающимся склепом и малиновым монолитом.

“Жертва”, - сказал Гленн. — Подношение темным богам, очень похожее на те, что делал Жиль. Я слышал, как это рассказывали снова и снова в том призрачном царстве. Жертва, жертва, жертва. Я верю, что там находится проход в мой собственный круг внизу”.

“Хорошо, босс. Я оставил мальчика в живых, но если тебе нужно его убить…

“Один ребенок — это слишком слабое подношение", особенно после всего, что мы сделали раньше. Наше наследие написано кровью, Хайрам. Если я хочу собрать все волшебство в сердце Джаспера, моя стая должна устроить бойню, превосходящую все, что когда-либо случалось на этой территории. Мы должны быть не просто мясниками, мы должны быть уничтожителями. Мы должны изгнать все доброе, чистое и невинное, настолько, чтобы сам дьявол мог умолять нас остановиться”.

Хайрам посмотрел в глаза своему командиру.

“Верно, босс. Давайте посрамим Жиля де Рэ”.

* * *

Местные правоохранители попытались схватить Койотов, когда они выходили из салуна. Перестрелка длилась всего тридцать секунд. Когда все закончилось, там было три мертвых офицера правопорядка, изрешеченных пулями, все они лежали вокруг своих раненых лошадей, как выброшенные мясные тряпки. Хайрам стрелял из своего "Вессона" в лошадей, разбрасывая их мозги по грязи, от которых в зимнюю ночь шел пар. Гленн подвел свою лошадь к телам, она остановилась и помочилась, облив мертвого шерифа, который лежал сломанный под его собственной лошадью. В окнах зданий были лица, город наблюдал за преступниками, когда они шагали по улицам. Двери были заперты и заперты на засовы, за ними бормотали молитвы, но ни снайперы не стреляли с крыш, ни убийцы не выскакивали из переулков.

“Может, нам сжечь его дотла?” — спросил Хайрам.

“Когда мы покинем Голубую долину, от нее останутся одни развалины”.

“Это всего лишь обычный мельничный городок. Даже если они соберут оружие, эти деревенщины и ниггеры станут легкой добычей. Слишком просто.”

“Это только начало, Хайрам. Что-нибудь, чтобы смочить наши отбивные. Жертв должно быть множество”.

Гленн сунул руку под пальто и погладил сердце Джаспера. Мышцы пульсировали, магия манила, ожидая освобождения.

Диллон связал и заткнул рот девушкам из салуна после того, как они подверглись групповому изнасилованию, и запер их в задней комнате вместе с Уиллардом. Тэд хотел поджечь салун вместе с заключенными внутри, но Диллон запротестовал, так что Тэд оставил все как есть. Гленн вскарабкался в седло на Велиала, остальные мужчины последовали его примеру, и они вытащили свои винтовки и кольты, щелкнули поводьями, и их лошади ворвались на глиняные улицы, ржа в удушливой темноте с запотевшими мордами, когда их хозяева отправлялись на войну.

Пятеро волков пронеслись по мельничному городку, как торнадо, все черные и яростные, и хотя они вызвали огонь со стороны тех жителей деревни, которые были вооружены, они получили мало пуль и быстро заживали. Врывались в дома, и кричащих людей вытаскивали на улицы, чтобы расстрелять и растоптать лошадьми. Разбойники делали факелы из сломанной мебели и поджигали фургоны и дома. В часовне собрались испуганные жители деревни, чтобы молить о божественном вмешательстве. Мужчины въехали внутрь, эта часовня не обладала никакой белой магией, и Гленн щелкнул кнутом, вскрывая спины и калеча ноги, другие койоты разрывали людей на куски, Диллон размахивал серповидным мечом, чтобы обезглавить проповедника. Часовня была подожжена, и огонь распространился по зданию суда и прилегающим зданиям, вынудив еще больше жертв выйти на улицы, чтобы получить пулю в спину, когда они попытаются убежать. К рукам детей были привязаны веревки, концы веревок обвивались вокруг рогов седел, а всадники пинали своих коней в ребра, и те рвались вперед, детей тащили и кромсали по земле, пока отцы кричали, а матери падали в обморок.

Многие жители деревни бежали в леса, оставив свои дома на разграбление и сожжение. Но хотя в результате этого бунта погибло много людей, Гленн все равно хотел большего. Сердце Джаспера билось рядом с его телом, возбужденное резней, и он стремился высвободить больше его магии. Он запрокинул голову и завыл, и стая последовала за своим вожаком, присоединившись к его лунной песне и заливисто лая, чувствуя призыв к убийству.

Старую женщину вытащили голой на улицу, где Тэд изнасиловал ее стволом своего ружья, а затем выстрелил из него, разорвав ее на части изнутри. Мужчина сказал им, что они будут гореть в аду, как раз перед тем, как Диллон расколол его голову надвое. Предсмертные слова только развеселили койотов. Домашние животные и вьючные животные были убиты. Семью отвели в кузницу кузнеца, и их головы били молотком о наковальни, в то время как отец засунул себе в горло раскаленную кочергу. Маленькую девочку съели заживо.

Койоты собирали кожу и кости, трофеи, чтобы украсить себя и своих лошадей, и незадолго до рассвета они вернулись в салун и собрали доктора Крейвена и девушек из салуна, связали их за запястья и заставили идти позади лошадей с веревками на шее, таща их за собой на поводках. Мальчика, Уилларда, вынесли на улицу, он был слишком разбит, чтобы ходить.

Гленн зажал кусочек табака между щекой и деснами и уставился на красные воронки на том месте,