седьмого пота и испытывал сильную жажду. Большая часть стаи пила, сидя на табуретках, но Уэб сидел на полу, обняв безумного доктора, и лил пиво на голову Крейвена. Девушки из салуна перестали танцевать и теперь сидели в углу, держась друг за друга и дрожа, в то время как мужчины становились все пьянее. Хайрам был удивлен, что Диллон еще не трахнул одну из них. Он был переполнен молодыми гормонами и всегда стремился к девушкам в первую очередь. Может быть, виски смягчило его на этот вечер.

Хайрам схватил тряпку и сделал все, что мог, чтобы стереть кровь с подбородка и между пальцами. Уэб пододвинул к себе табурет.

“Адский огонь”, - сказал Уэб. “Мы могли слышать этого мальчика всю дорогу отсюда. Думаю, что он один кричал хуже, чем все остальные, вместе взятые. Что ты все-таки с ним сделал?”

“Это касается только меня и его”.

“Он мертв?”

"Нет. Он будет жить, но это не будет хорошей жизнью”.

Это было частью очарования. Иногда Хайрам убивал своих друзей, но с Уиллардом он выбрал более мрачную судьбу, позволив ему выжить. Мальчик всегда будет хромать — может быть, даже ползать. Дети визжали бы при виде его лица. Он будет жить со стыдом за то, что Хайрам сделал с его самыми интимными частями тела, и никогда не сможет наслаждаться женщиной в библейском смысле. Нанесение травмы было самой сладкой пыткой из всех, потому что это была бесконечная агония. Острые ощущения от причинения психологического ущерба были причиной того, что Хайрам всегда заставлял Веба похищать детей вместо того, чтобы делать это самому. Это дало ему возможность спасти ребенка и наполнить его облегчением и надеждой только для того, чтобы снова забрать их. Шок и ужас, которые он увидел в глазах своих возлюбленных, когда они поняли, что их обманули, были даже более приятными, чем последовавшие за этим крики боли.

"Я слышал о таком, как ты", — сказал Уэб. "Имя Маркус Дерьмо. Он получал удовольствие, добавляя пытки к сексу".

" Ты имеешь в виду Маркиза де Сада. Но он писал только о таких вещах. Вымысел — это хорошо, но я стремлюсь к подлинной вещи. Видишь ли, человек, которым я восхищаюсь, это Жиль де Раис. Он был маршалом Франции. Ездил рядом с Жанной д'Арк в ее битвах и влюбился в нее. И когда ее сожгли на костре, это совершенно свело Жиля с ума. Он превратился в зверя такой жестокости, какой еще не было в его преступлениях против общества. Его Бог предал Жанну д'Арк, и Жиль решил отомстить самому Господу".

“Черт. Значит, съел всю свинью целиком?”

“Что он и сделал. Жиль бросил свою жену и поклялся никогда больше не ложиться в постель с женщиной. Он наполнил свой замок подхалимами и бездельниками, устраивая дикие оргии и пышные пиры и строя лаборатории для алхимии.”

“Что это?”

“Считалось, что это способ превращения металлов в золото. Жиль привлек колдунов и им подобных как оскорбление Яхве и как средство присоединиться к Князю Тьмы. Чтобы заставить алхимию работать, он поклялся сатане, что совершит самые отвратительные преступления от его имени.”

Уэб усмехнулся. “Например, что?”

“ Начал с того, что взял в свой замок крестьянского мальчика. Он выколол парню глаза, перерезал ему горло от уха до уха и вырвал сердце из груди.”

“Проклятие!” Уэб хлопнул себя по колену. “Он не просто занимался спортом”.

"Нет. Он вызывал черную магию. То же, что и Дочери Менад, то же, что сделал Джаспер.”

Гленн повернулся в их сторону. Он заставил Диллона и Тэда замолчать и велел Хайраму продолжать.

Хайрам всегда был рассказчиком и наслаждался вниманием. "Жиль собирал кровь мальчика в чернильницы и использовал ее для алхимических варок и написания заклинаний. Но Старый Царапка так и не появился, и ни один металл не превратился в золото. Но к тому времени у Жиля появилось нечто более ценное, чем все эти вещи. Он нашел огромное удовольствие в убийстве этого ребенка, большее, чем он когда-либо получал от своего богатства, оргий или любого другого своего гедонистического обжорства".

“Кажется, он нашел своего внутреннего волка”, - сказал Гленн.

“Некоторые говорят, что он был оборотнем. Прежде чем предстать перед судом, Жиль пытал, насиловал и убил тысячу мальчиков. И в большинстве случаев он делал это, он делал то, что я сделал здесь, заставляя одного из своих слуг схватить ребенка, чтобы он мог притвориться, что спасает его, прежде чем перерезать ему горло и изнасиловать его. Он мастурбировал на них, пока им отрубали головы, затем насаживал их головы на шесты и наряжал в румяна шлюх, а весь персонал замка приходил судить этот конкурс красоты, заставляя их голосовать за то, какая мертвая голова была самой красивой.”

Диллон поморщился. “Черт. Это отвратительно даже для моей крови.”

“Жиль де Ре был гением, настоящим мастером тьмы”.

Гленн спросил: “Так что же произошло на его суде?”

“Он был признан виновным. В то время они были помешаны на сожжении людей на костре, так что он чуть не умер, как его настоящая любовь, Жанна д'Арк. Но из-за его высокого положения во Франции его задушили, прежде чем предать огню, в качестве милости. И трибунал отвернулся, когда богатая семья де Рэ сняла его с горящего столба, прежде чем он успел хотя бы подпалиться. Духовенство было гораздо больше заинтересовано в судьбе Жиля, чем в поисках справедливости для кучки крестьянских детей, маленьких проходимцев, которых никто не пропустит.”

Хайрам налил себе еще выпить. Хотя он говорил о своем кумире, его глаза были как шифер, холодные и лишенные чувств. Блаженство, которое он испытал, занимаясь с мальчиком в подсобке, было похоже на любое другое блаженство, которое может предложить этот мир, — короткое, временное, кратковременное избавление от бессмысленности жизни.

Остальная часть стаи вернулась к своим напиткам, и Диллон в конце концов подошел к девушкам из салуна, возможно, взволнованный историей, возможно, даже вдохновленный. Но именно Гленн извлек из этого максимум пользы.

“Те, кто думает о Жилле как о вулфене, — сказал Гленн, — они тоже верят, что он достиг трона в Аду?”

Хайрам сделал глоток