Женщина не слышит. Он открывает стеклянную дверь. Болотова возникает у него на пути: «Идите к моей жене!»

Она поворачивается к молодой медсестре: «Готовь родильный зал».

Больше Хомутов не произносит ни слова. По длинным, пахнущим хлоркой коридорам он бежит к телефону-автомату и в спешке набирает нужный номер:

«Ванда? Ты нужна мне. Немедленно приезжай в роддом и захвати...»

Его преданная Лепорелла выполнила просьбу. Через полчаса, когда Инна разрешилась от бремени девочкой и отдыхала в послеродовой (он настоял, чтобы ее поместили в отдельную палату), он зашел к ней, спросив у суетящейся Болотовой:

«Все хорошо?» «Просто прекрасно, – женщина поплевала через левое плечо. – Сильные схватки измучили вашу жену. Леночка дала ей успокоительное. Пусть немного поспит». «Пусть, – он, естественно, не возражает. Вы тоже отдохните. Галина Петровна».

Болотова замялась: «Если вы не возражаете... Пойду проведаю внучку. С температурой ребенка оставила. А живу я тут недалеко. Я мигом». Он лицемерно улыбается: «Не волнуйтесь. Я ведь тоже врач».

Гинеколог надевает пальто и бежит к входной двери. Он крадется за ней, как вор, поглядывая на часы. Вскоре должна появиться Ванда. И она оправдывает ожидания.

«Принесла?»

«Держи».

Что он наплел тогда Маевской, поддержавшей его во втором преступлении? Что-то вроде того, что Инна из ревности собирается прекратить их дружбу. Но ведь Ванде никак нельзя соглашаться на такое: она может умереть. Решительная полька делает выбор в пользу собственной жизни, и вот в руках Игната шприц, наполненный гибельной для жены жидкостью. Он склоняется над супругой, осторожно введя препарат в бедро. Инна слегка вздрагивает, даже не открывая глаз. Вот и хорошо, он же не совсем чудовище – смотреть жене в глаза, убивая ее! Все начинается быстрее, чем он думал. Вскоре постель роженицы пропитана кровью насквозь, ее можно выжать, как мокрую тряпку. Он потирает руки, отправляет Ванду восвояси и начинает представление. Медсестра Леночка, вытирая со лба крупные капли пота, звонит Галине Петровне и, естественно, не дозванивается: никто не знает, что перед происшествием они с врачом выпили по пятьдесят граммов хорошего крымского вина, и вместе с ним доктор приняла небольшую, но необходимую для завершения операции дозу снотворного. Леночка надевает пальто и бежит домой к гинекологу. Ей удается достучаться, разбудить сладко спящую женщину. Обе спешат на помощь Инне, которой и помочь-то уже ничем нельзя: она впадает в кому. Вытирающая слезы врач носится вокруг нее, как курица:

«Я же все делала правильно!»

Состроив скорбную гримасу, он обращается к Галине Петровне: «Инна умирает?»

Женщина не отвечает. Она не хочет сдаваться, вызывает реаниматолога. Он заявляет: промедление смерти подобно, и оно действительно приводит к смерти роженицы: группа крови его супруги редка – четвертая с отрицательным резусом. Доноров поблизости не оказывается. Болотова падает в обморок, и теперь приходится откачивать ее. Он разыгрывает спектакль любящего мужа, внезапно потерявшего смысл жизни, – и возле него тоже завозились медсестры. Через час он уже идет домой спокойной походкой, чуть ли не посвистывая от радости. Ему опять повезло. Теперь его единственная проблема – грудная дочь. Ну, ничего, на что тогда дедушки и бабушки?

Как оказалось, не все прошло гладко. Дотошная старуха Болотова взяла у умершей анализ и выяснила причину, открыв ему ее, когда он пришел за вещами супруги. Тогда он подумал: все, конец! Однако, на его счастье, врач потребовала денег за молчание. Разумеется, он знал: дама не успокоится. Такие, как она, рождаются неудачницами и потом передают этот талант из поколения в поколение. Но убивать ее сейчас? Как и где? Не вызовет ли это подозрений? Взвесив все, они с Маевской решили выполнить ее требования. Потом он все-таки отправил ее на тот свет и сделал это очень умно.

Вспомнив подробности смерти жены, Игнат Вадимович встал и подошел к окну, глядя на падающий снег. Катя молчала, догадываясь, о чем думает этот жестокий человек. Академик сам нарушил затянувшуюся паузу:

– Да, смерть Инны на моей совести. Болотову убрал тоже я. Однако старый хрен Карякин не заслуживает пощады.

Чтобы размять затекшие ноги, Зорина поднялась со стула, подойдя к шкафу с фотографиями.

– Вы имеете в виду Викторову и Панина?

– Да.

– Это Марина? – она показала на фотографию черноволосой женщины, которой не заметила в те приходы к академику.

– Это моя подруга Ванда Маевская.

Догадка внезапно вспыхнула в голове девушки, подобно молнии. Приложив руки к груди, она выдохнула ему в лицо:

– Это вы убили своих аспирантов.

Его серые глаза потемнели.

– С чего вы взяли?

– Обвинения с вас были сняты на основании показаний соседки. Она видела, как женщина и мужчина, приехав на «Волге», через пару часов вышли от вас, – щеки Кати от волнения стали пунцовыми. – Соседка сосредоточила внимание на женщине и ошиблась. Это была не Марина Викторова, а похожая на нее Ванда Маевская. Роль Кирилла Панина сыграли вы.

Он пожал плечами:

– Если Карякин уже прикарманил их исследования, зачем мне это было нужно?

– Да, он прикарманил их, – Зорина усмехнулась, – да только вы тогда об этом не знали. Вы же были в ссоре! Вряд ли ваш бывший дружок признался вам в своем поступке!

Хомутов сплюнул на пол, сразу утратив светский лоск:

– Я тоже мог украсть их работы, как это сделал он.

– Да, – согласилась девушка, – с одной только разницей. Никто понятия не имеет, воспользовался бы ими профессор, останься Марина и Кирилл в живых. С его трусостью, о которой вы не раз упоминали, Анатолий Иванович никогда бы не решился их убрать. Другое дело – вы. Убийство произошло вот в этом доме, поэтому на протяжении нескольких лет поиски хоть каких-нибудь зацепок к распутыванию дела ни к чему не привели. Вы с Маевской подъехали к тому месту, где позже нашли пустую «Волгу», бросили машину и вернулись обратно. Убийца – вы, и не отпирайтесь. Не зря же вы испугались, когда следователь Иваненко стал ходить вокруг вас, организовав звонок из Министерства внутренних дел.

Мужчина развел руками:

– Чудеса! Именно так все и было. Но... – он поднял вверх указательный палец. – Есть преступления, списанные за давностью лет. Оставшиеся годы я вел себя как добропорядочный гражданин и, кстати, добился немалых успехов на медицинском поприще, хоть вы и обозвали меня бездарностью. Как же, по-вашему, я получил звание академика?

Журналистка усмехнулась:

– Бездарность не может вдруг превратиться в талант. Вы стали искать новую жертву и нашли ее.

Он заинтересованно взглянул на собеседницу:

– Да? И кого же?

– Своего соседа по городской квартире профессора Видова.