– А это чем поможет следствию?

– Не знаю, – честно призналась журналистка. – Однако до истины все же докопаюсь. Который у нас час?

– Почти четыре, – без энтузиазма подсказал Константин. Он уже знал, куда помчится его неугомонная женушка.

– Я в психушку, – Зорина схватила сумочку и на ходу стала застегивать куртку.

– А почему не к ней домой? – подняла брови Лариса.

На секунду Зорина застыла:

– Разве я не сказала? Ванда Лизина умерла два года назад, пережив своего супруга на пять лет. Естественно, у пары не было детей. Квартира отошла государству. Если хотите – сгоняйте туда, поболтайте с соседями. У вас это прекрасно получается, особенно у Пети.

Оперативники как по команде посмотрели на своего юного коллегу. Юноша, не сказав ни слова, встал со стула и снял с вешалки кепку.

Нужная Кате психиатрическая больница находилась в прекрасном загородном месте. Если бы не огромный длинный и высокий забор, черные железные ворота с охранником в камуфляже, особнячок из белого камня можно было принять за санаторий для высокопоставленных персон. Оставив машину на стоянке, девушка направилась к воротам. И снова журналистское удостоверение помогло ей. На этот раз она сразу вытащила его и сунула под нос охраннику. Тот, бросив беглый взгляд на корочки, уважительно спросил:

– Из милиции?

– Из редакции газеты «Вести Приреченска», – доброжелательно пояснила журналистка. – Проводите меня к главврачу.

– Степан Германович уехал час назад, – парень обнажил в улыбке ряд белоснежных зубов. – А вы, собственно, по какому вопросу?

– Секрет фирмы, – Зорина причмокнула губами. – Мой шеф велел обсуждать все только с вашим шефом.

Качок пожал мощными плечами:

– Его заместитель Илона Давыдовна поможет?

– Может быть.

Учтиво расшаркавшись, охранник объяснил, как добраться до кабинета. Катя пошла по заснеженной тропинке, с двух сторон обсаженной голубыми итальянскими елями. Мужчина невысокого роста, в черном засаленном полушубке, неожиданно вынырнув из-за деревьев, бросился ей наперерез и, схватив за руку, потащил в кусты.

– Пустите меня!

– Ради бога, не кричите! – он умоляюще посмотрел на девушку добрыми голубыми глазами. – Я не причиню вам вреда. Я услышал, что вы из милиции.

Катя покачала головой:

– Вы ошибаетесь.

Незнакомец махнул рукой:

– Неважно. Мне необходимо поговорить с вами. Пожалуйста, пройдемте к пруду. Там есть уютная скамеечка.

До смерти боявшаяся психов, Зорина застыла в нерешительности. Пациент психбольницы снова потянул ее за рукав:

– Быстрее! У нас мало времени! Скоро ужин, меня начнут искать.

Это заявление неизвестно почему успокоило журналистку. Возможно, явно нездорового нового знакомого уже ищут и скоро избавят ее от его присутствия.

– Ладно, пошли к пруду, – решительно сказала она, стараясь не показывать страх перед человеком, который выглядел очень несчастным.

– Идите за мной.

Он привел ее к заледеневшему пруду, заросшему сухим камышом:

– Если бы вы знали, как здесь красиво летом!

«Слава богу, этого я никогда не узнаю», – подумала Катя, но вслух спросила:

– Вы что-то хотели?

Широкой ладонью в потертой перчатке мужчина смахнул со скамейки снег:

– Садитесь.

– Спасибо.

Он примостился рядом.

– Простите, я не представился. Когда-то вся милиция Приреченска знала мою фамилию.

Маньяк! Руки девушки похолодели, губы раскрылись, чтобы еще раз объяснить: она не имеет к милиции никакого отношения, однако следующая фраза, сказанная новым знакомым, поразила ее:

– Профессор Георгий Алексеевич Видов.

Журналистка закрыла лицо руками. Конечно! Профессор Видов! Такая же знаменитость города, как и Игнат Вадимович. Его последние разработки тянули на Нобелевскую премию. Все полетело в одночасье, когда его сын изнасиловал и убил дочь академика Хомутова. Но почему он здесь? Насколько она помнит, сюда поместили его сына, который впоследствии покончил с собой. Все эти противоречивые мысли отразились на лице журналистки, вызвав интерес бывшего профессора:

– Вспомнили?

Она не стала лгать:

– Да. Что вы здесь делаете?

– Не знаю.

Зорина пристально посмотрела на собеседника:

– Как это понимать?

Он улыбнулся:

– Я действительно не знаю. Большая половина жизни вылетела у меня из памяти. Ведь такое бывает, правда?

Катя не знала, что подумать.

– А что же вы помните?

– Здесь есть добрая старенькая нянечка Надежда Терентьевна, которая постоянно напоминает мне, как меня зовут и кем я был в той, дозаборной жизни, – мужчина горестно усмехнулся. – Она рассказала мне о моем сыне Дмитрии, якобы изнасиловавшем и убившем дочь моего соседа и друга, которую он любил и на которой собирался жениться. Терентьевна помнит, как его привезли сюда, признав невменяемым, и как он повесился у себя в палате, – голубые глаза тревожно заморгали. – Она довела до моего сведения его последние слова. Он утверждал, что невиновен, и выглядел совершенно нормальным. Его почему-то никто не слушал, – Видов достал грязный платок и шумно высморкался. – Милиция, закрыв дело, не хотела возбуждать его снова. По ее рассказу, я часто приходил в психиатрическую больницу, обвиняя главврача в фальсификации документов. Один раз со мной случился нервный припадок, и меня поместили сюда, – он вздохнул. – Сначала меня навещала жена. Она тоже ходила по разным инстанциям, добиваясь справедливости, пока не скончалась от инфаркта прямо в прихожей горисполкома. Вот и все, что я знаю о себе.

Зорина почувствовала: ее прошиб холодный пот.

– Какое лечение вам назначили?

Собеседник развел руками:

– Говорят, я был когда-то врачом, и неплохим. Но я все забыл. Могу только сказать, что мне делают уколы и дают таблетки.

– Значит, вас никто не навещает?

– Ну, почему же... – Видов усмехнулся. – Кроме главврача, мною интересуется еще один мужчина. Лучше бы не интересовался. Каждый раз, приходя сюда, он говорит мне: «Ты еще не сдох?»

– Сможете его описать?

Георгий Алексеевич наморщил лоб:

– Дыра! – простонал он. – Полная дыра в памяти! Извините меня, – он умоляюще заглянул в глаза Кати. – Я, наверное, не должен был отнимать у вас время. Но Терентьевна, мой единственный друг, советовала мне... – Видов испуганно оглянулся, – слышите? Сюда идут. Это за мной. Сейчас в наказание за опоздание на ужин мне сделают лишний укол. А это очень больно. – Бывший профессор скрылся так же незаметно, как и появился перед журналисткой. Девушка прислушалась. Больной не ошибся. Снег скрипел, давая понять: кто-то действительно приближался к пруду. Зорина встала со скамейки, отряхнув куртку. Грозный оклик заставил ее вздрогнуть: