– Мы отправим сообщение медсестрам, – сказал Олли, разгадав ее встревоженное выражение лица. – Скажем, что хотели отдать дань уважения, встретимся с моим братом и вернемся, как только все закончится. Это не ложь.

Это была не она. Но все равно их действия казались неправильными.

Закари Луп был под кайфом. Он пришел к мемориалу только потому, что это лучше, чем сидеть дома, с маминым распутным бойфрендом. Закари видел ненависть, загоравшуюся в глазах Терри каждый раз, когда Эмбер отворачивалась. Какой человек будет ревновать к сыну подруги? Какой человек будет чувствовать угрозу из-за этих отношений? Закари молился, чтобы Эмбер хватило ума не выходить замуж за Терри. Первый отчим Закари был достаточно плох. Сейчас он избивал другую семью.

Черные атласные ленты, развевающиеся на прохладном ветерке, были привязаны ко всем телефонным столбам на Главной улице. Марширующий оркестр готовился к выступлению на парковке супермаркета. Одни дудели в медные духовые инструменты, другие стучали по большим барабанам. Повсюду были расставлены полицейские патрули. Причудливая улица была заполнена местными, гудевшими от ярости и несправедливости, и всевозможными СМИ, бросившимися в Небраску, чтобы сделать репортаж.

Мемориальная служба должна была стать благородным напоминанием о жертвах, но даже Закари видел, что происходящее больше напоминает митинг протеста. С самодельной сцены – грузовика с безбортовой платформой, припаркованного перед старым банком, директор Стэнтон кричал толпе:

– Этой весной школьный фонтан превратится в памятник жертвам!

Аплодисменты.

– В эти выходные наш театральный кружок проведет сбор денег для семей жертв!

Аплодисменты.

– А завтра вечером наша футбольная команда выступит в матчах плей-офф!

Сумасшедшие аплодисменты.

Директор был лысеющим крепким мужчиной, он не нравился Закари. Стэнтон был сукиным сыном, который наказывал его за каждую драку, даже если ее затевали другие ученики. Сегодня поведение директора выглядело скорее демонстративно-вызывающим, чем почтительным, а крики зрителей – больше агрессивными, чем исполненными поддержки. Весь город бурлил от ярости, а их страх дошел до точки кипения.

Что шло первым: ярость или страх?

Миз Клиавотер, его психолог, любила давать ему коаны дзен-буддизма, чтобы занять разум. Но коаны были парадоксальными загадками, то есть не особо хорошим примером. Закари по опыту знал, что страх всегда стоит на первом месте.

Он шел через взволнованную толпу. Все разговоры были о Дэвиде. Женщина средних лет громко говорила кому-то:

– Видел ту фотографию, где он позирует рядом с трупом оленя?

– Жуткая улыбка, – сказал парень, по-видимому, находящийся под действием психотропных веществ. – У меня мурашки по коже побежали.

– Его семья ходит в мою церковь, – сказал заговорщицкий мужской голос. – Отец всегда казался подозрительным. А мать та еще ханжа. Всегда выглядит несчастной.

Закари пробирался сквозь толпу: он чувствовал себя безопаснее вне любого скопления народа. Прислонившись к кирпичной стене свадебного магазина, расположенного напротив «Грилиз Фудс», он проверил сообщения: собирались ли его друзья прийти и посмотреть на этот цирк.

Черт, Дрю с братом направлялись на соревнования по борьбе за городом, а мама Бриттани посадила ее под домашний арест, пока Дэвида не поймают.

Дэвид Тарстон Уэйр родился на два дня позже Закари. Закари задержался в восьмом классе, так что он все еще был в одиннадцатом, но они провели достаточно времени вместе, чтобы он знал, что Дэвид не такой, каким кажется. Сегодня весь Осборн обсуждал странности его поведения, но еще вчера все жители находились в замешательстве. «Не могу поверить, – говорили они. – Он казался таким обычным подростком».

Когда-то Закари и Дэвид жили по соседству. Как водится, они подружились. Смотрели мультики, играли в «Лего», ездили по грязи на велосипедах. Закари помнил Дэвида как тихого ребенка, склонного к внезапным взрывам раздражения. В отличие от Закари, который орал, угрожал и терроризировал младших соседских детей, Дэвид сдерживал злость до конца, пока не вскипал от гнева.

Закари признавал, что не был примером для подражания, но предпочитал сдерживать эмоции на людях. Он не забыл тот день, когда без спроса взял новый велосипед Дэвида, как делал уже десятки раз до этого, а Дэвид выскочил на улицу и толкнул его на землю. Упав, Закари сломал руку, но не это испугало его больше всего, а безудержная ярость на лице Дэвида.

Тогда Закари просто отмахнулся, он заслужил это. Но глубоко внутри его беспокоило, что Дэвид появился словно из ниоткуда. Наверное, он прятался в кустах. Ждал.

География оказалась сильнее их отношений. Когда мама Закари снова вышла замуж, его семья переехала в трейлерный парк, и дружба с Дэвидом сама собой прекратилась. Насколько Закари мог вспомнить, в последний раз они разговаривали почти два года назад, столкнувшись в аптеке. Они спорили о достоинствах шоколада перед жвачкой, словно снова были детьми.

В руке Закари завибрировал телефон. Пришло новое сообщение:

Не Дрю, не Бриттани.

Эмбер. Мама. Эрика была маминой коллегой, всего лишь на пару лет старше него и очень привлекательной. Темные волосы, сексуальные татуировки. Зачем она его сдала? Пошло оно все. Пошли они все. Он не собирался возвращаться домой, чтобы провести время с Терри. Эмбер выбрала самое худшее время, чтобы написать ему.

На сцене директор Стэнтон уступил место пастору Грили из лютеранской церкви, а тот представил своего сына Калеба. Семья Грили управляла Осборном. Брат пастора владел продуктовым магазином и несколькими домами в центре города. Их отец основал супермаркет и был мэром рекордное количество сроков. Полная противоположность семьи Закари, и за это он их недолюбливал.

Калеб учился в выпускном классе, как и Дэвид и как мог бы Закари. У Калеба были круглые глаза, квадратный подбородок и серьезное выражение лица, но, пока он говорил об одноклассниках, казалось, что в действительности он их не знает, используя в речи броские цитаты, которые Закари слышал в новостях.

Закари начал раздражаться. А потом заскучал. Его взгляд блуждал по толпе, пока не остановился на очень симпатичной девушке: она направлялась прямо к нему.

* * *

Калеб Грили спрыгнул с грузовика и стал пробираться сквозь толпу. Когда его отец поднял руки, чтобы обратиться к собравшимся, он бросился по боковому переулку к парковке супермаркета.

Калеб играл на первой трубе. Он не хотел пропустить второй акт.

После церемонии отец пригласит всех на молитву, а потом оркестр маршем поведет всех от Главной улицы до мемориала из цветов и открыток перед школой. Все будут держать свечи. Программа кабельных новостей пожертвовала им деньги, хотя Калеб и сомневался, что это был жест доброй воли. Скорее всего, какой-то медиабогач решил, что строй из тысяч скорбящих с зажженными свечами будет здорово смотреться в кадре.