class="p1">А между тем его язык накачивает меня концентрированной эйфорией, которая лупит прицельно по мозгам, взбивая их будто в блендере. А еще в низ живота, разогревая мои внутренности, словно на адской сковородке.

Немыслимо! Горячо! Остро!

На мгновение оторвался от меня и заглянул в глаза.

— Останься со мной, Ляля. Подари мне это свидание. Обещаю, я все между нами исправлю. Обещаю...

Встряхиваю головой, пытаясь отыскать в себе свой стыд и гордость, но нахожу от них только разбитые вдребезги кучки. Жалкое зрелище, но и я так легко сдаваться не собираюсь.

— Нет! — еле ворочаю языком, хотя мне так хочется остаться с ним.

Навсегда!

Гребаное безобразие!!!

— Уверена? — прикусывает мочку уха, очерчивая языком раковину, а потом и дуя на нее, порождая в моем размякшем теле миллионы пьяных мурашек.

— Ага..., — уже не понимая толком зачем, в отрицании трясу я головой.

— Тогда прости, но ты не оставляешь мне выбора.

— Что?

Но ответа на свой вопрос я не получаю, только задыхаюсь и вскрикиваю, когда мы оба падаем в джакузи.

Мамочки! Хотя, чего это я? Тут другое орать надо.

— Сечин! Скотина! Убью!!!

Тут же заверещала во весь свой голос, нисколько не стесняясь. Со всей дури, чтоб вас! Надрывая глотку и срываясь со своих последних предохранителей. Довел-таки, Ромео недоделанный.

А чего и кого уже бояться? Я давно весь свой страх потеряла. Вместе со стыдом, совестью и инстинктом самосохранения. Моя крыша так далеко и надолго свалила, что назад её вернуть вряд ли предоставляется возможным.

Всё он!

Красивый мальчик с пронзительным лазоревым взглядом. В женских романах о нём написали бы по классике жанра: его глаза были цвета яркого летнего неба, такими, в которых отражалась целая вселенная. И, кажется, глупая Ляля Зарецкая начиталась именно этих книжек на свою голову. Стоило мне лишь ненадолго задержать свой взгляд на таракане, как всё — пиши пропало.

Я больна. Да! И он больной по всей видимости тоже!

Никаких границ у человека нет. О чём я, конечно же, не преминула сообщить своему бывшему, но крайне назойливому соседу. Пусть знает, гордится и вообще делает, что захочется с этими новыми для него знаниями. Мне одной мучиться прикажете? Ну уж нет!

— Ты совсем конченый я не пойму?! Какого художника ты наделал, гад ползучий, а? — ору, как потерпевшая. А я она и есть, да!

Но Егор только улыбается как-то довольно и абсолютно по-дурацки, молча поднимаясь и выбираясь из джакузи. Мокрый до нитки, с совершенно невозмутимым видом идет к столику, с которого забирает бутылку с шампанским, а затем принимается разливать напиток по двум бокалам, как будто ничего из ряда вон не произошло. Подумаешь, девицу в джакузи завалил, да? П-ф-ф, фигня вообще!

Разумеется, он же там в неделю по тридцать раз кукол себе меняет. И этот фокус-покус, скорее всего не в первый раз проворачивает. У-у-у, проходимец! И тут же больная ослепляющая ревность разъедает меня с каждой секундой всё сильнее и сильнее, не давая покоя и возможности нормально дышать. Легкие окатило крутым кипятком, а после обсыпало ядовитым щелоком.

Больно...

Ненавижу его за это чувство внутри себя так отчаянно, но при всем этом снова зависаю, разглядывая черты идеально вылепленного лица, словно кто-то лишил меня возможности двигаться, говорить и связно мыслить!

Я и правда, как он сказал, оказалась глупой мухой. А он вовсе никакой не таракан, а ядовитый паук, в чьи сетях я так отчаянно запуталась. Он был слишком хорош, знал куда давить, как именно и когда врубать игнор, что и с какой интонацией говорить мне, чтобы разорвать на куски мое несмышленое сердце. Добавьте к этим умениям фигуру древнегреческого бога и обаятельную мальчишескую улыбку и все.

Рейтинг восемнадцать плюс, девочки.

И вам крышка. Так же, как и мне.

Он идет ко мне и ни один мускул не остается без моего внимания. Я жадно пялюсь на его широкую спину, рельефные плечи, на крепкую задницу (чтоб её!), сильные и натренированные ноги.

Ну зачем таким быть?

Сглатываю, всем своим существом ощущая, что в крови бушует ураганное пламя. Щеки полыхают стыдливым румянцем, бабочки в животе устроили танец городских сумасшедших. Всё угомониться не могут, идиотки махровые.

Божечки!

Странно, что от воды до сих пор пар не пошел, потому что, кажется, я горю! Нет! Я полыхаю! Без шуток. От греха подальше решаю выбраться из джакузи, пока всё тут не превратилось в раскаленную лаву.

Пусть оставит такие примитивные трюки для своих глупых куриц, а я на это не куплюсь. Если это что-то значит, то только то, что Сечин заранее спланировал искупать меня против воли в джакузи. Из дома выкрал, на свидание силой привез, ну и дальше со всеми вытекающими.

И не надо меня переубеждать! Я пас! Я очередной его девочкой на одну ночь становиться не планирую!

Но не успеваю я даже дёрнуться с места, как он присаживается рядом, протягивая мне фужер с игристым, а затем приколачивает к месту словами.

— Ляль, ну может хватит, а? Тебе не кажется, что мы оба в детский сад заигрались? Да, я был груб, туп и недальновиден, когда вступал с тобой в открытую конфронтацию, но я больше не хочу это продолжать. А тебе самой разве не надоело враждовать?

Надоело.

Но, вопреки всему, его слова не приводят меня в чувства. И причин на то как бы достаточно. Я не хочу стать очередной «из». У меня было слишком много ярких примеров, как это обычно бывает.

Но кто бы знал, как сильно я хотела перестать ему сопротивляться! Остаться с ним! Хотя бы раз и несмотря ни на что!

Глупая влюбленная дурочка...

Егор берет меня за руку и переплетает наши пальцы. Тепло его рук приятно согревает, а кожа начинает ощутимо полыхать. Молчу уже про сотни морских узлов, в которые свернулись мои внутренности.. Кровь внутри закипала, сердце отбивало бешеную дробь, стремясь к нему одному.

Зависаю, смотря на наши соединенные ладони и надежда расцветает словно «Царица Ночи», поражая своей красотой и обещанием невозможного между нами.

— Ляля, пожалуйста... — проникновенно шепчет парень. — Давай начнем все с чистого листа.

Я точно об этом пожалею.

Но я смотрю в его красивые голубые глаза. погружаюсь в них, как в омут с головой и меня накрывает сладкая головокружительная волна.

— Давай, — произношу коротко и робко, разделяя весь мой мир на «до» и после".

Улыбка Егора становится шире.