Только люди могут бросить на произвол судьбы ребенка, причем не только чужого, но и своего. И родителям несчастного будет все равно, что с ним, как он, выжил ли или его собаки обглодали. А рурги очень трепетно относятся к потомству, пусть и чужому. Никогда самка не оставит замеченное ею осиротевшее чужое гнездо. Самки практически всегда знают, где поблизости находятся кладки соседей. И периодически заглядывают друг к другу «на огонек», мало ли что. Вот такие тварюшки.

Часто своих подруг подменяют самцы, дамам ведь тоже требуется справить естественные надобности и размять крылья. Это один я грубо манкировал своими обязанностями, изредка снабжая золотую свежиной. Но и одни самки не пропадают, завалив кладку теплой прелой листвой, они без ущерба для потомства на пару часов вылетают на охоту.

Виновник беды, обрушившейся на охотников, подобрав с земли короткое копье, навис над людьми. Тяжелый взор смертоносной твари перебегал с одного лица на другое, словно рург про себя мучительно решал, жить или умереть им сегодня вечером. Хвостатый убийца, поигрывая оружием возмездия, развлекался на полную катушку. От резких ударов и скрипа входящей в землю стали люди непроизвольно дергались. Почувствовав движение, висящие на конечностях и шеях взалкавшие крови мелкие сородичи вожака крылатой стаи крепче сжимали челюсти, заставляя охотников замирать. Дрейфуя от одного ватажника к другому, рург смешно подпрыгивал на трех лапах. Вот только пленники не смеялись, завороженно провожая глазами смертоносное жало копья. Короткая сулица словно живая крутилась в когтистой ладони, выписывая замысловатые кренделя.

Зубастая сволочь остановилась у самого молодого из пленников. Парк, пригвожденный к земле пронзительным взглядом, опасался лишний раз вздохнуть, со всей ясностью и горечью понимая, что его жизнь, как и жизнь остальных, принадлежит этому адскому отродью. Парень до дрожи в коленях страшился умереть, еще больше он боялся показать свой страх товарищам. Как Парк ни крепился, предательские слезы все равно прочертили мокрые дорожки на грязных щеках новика.

— Ну, тварь, на меня смотри! Оставь мальчишку, отойди от него. Убей лучше меня! Чего встал, буркалы выпучил?! Ты ведь меня понимаешь… я вижу, — прохрипел Лор, морщась от впившихся в шею клыков. — Ты…

Утробно рыкнув, рург одним взглядом заткнул защитника малолетних и на несколько шагов отступил от Парка. Парнишка облегченно выдохнул, чтобы в следующий миг зайтись в беззвучном крике.

Описав дугу, сулица с хрустом пробила сердце храброго стрелка, заступившегося за молодого напарника, и глубоко вошла в землю.

— Нет! — разрывался Парк, глотая соленые слезы.

Удивленно распахнув глаза, Лор по-детски пискнул, несколько раз вздрогнул всем телом и навсегда затих. Цветастая острозубая мелочь, сдерживавшая людей, разом снялась с места. Вскоре о рургах напоминали только свежие ранки на шеях, руках и ногах. Обдав ошарашенных ватажников ураганным порывом ветра, поднятого громадными веерами крыльев, вожак улетел вслед за мелочью.

— Я найду тебя! — вскочив на ноги, прокричал Парк вслед. — Сниму шкуру и сделаю из нее бубен! Я отомщу, клянусь…

— Никто никого искать не будет. Никакой мести, усекли? — перевернувшись на спину, Гирн смотрел в небо кроваво-красным взглядом вампира. Из-за лопнувших капилляров глаза командира теперь придавали ему сходство с героями мистических страшилок.

— Гирн, ты… — откашлявшись и растерев горло, начал Ристар, но что хотел сказать раненый охотник, осталось неизвестным.

— Нет, я сказал, — перебив напарника, голосом мертвеца прошипел Гирн. — Иначе ни один из нас из лесу не выйдет. Помолчите! — подняв вверх руку, продолжил командир. Он по-прежнему лежал на земле, продолжая разглядывать небо и плывущие по небу облака. — Кончилась наша вольница, братцы. У здешних утесов появился хозяин, ему не по нутру, чем мы тут занимались. Придется нам, братове, искать счастья в другом месте.

— Дядько Гирн, а как же Бак и Лор? — От вселенской несправедливости у Парка задрожала нижняя губа.

— Рург взял жизнью за жизнь, — вместо атамана ответил Дьюи. — Гирн, что он тебе сказал?

Рыжий охотник первым догадался о смысле немой пантомимы, разыгранной командиром и вожаком рургов.

— Показал. — Сухой как колотушка язык скользнул по растрескавшимся губам. — Прошлое, настоящее, будущее и наше место в нем, если мы ослушаемся доброго совета забыть то, что здесь стряслось, и примемся мстить или, не дай Пресветлая, приведем другие ватаги. Кха-кха, — внезапный смех больше всего напоминал чахоточный кашель. — Ристар, как ты думаешь, может ли один рург обложить несколько деревень данью?

— Что ты хочешь сказать? — Ристар пересел ближе к командиру, упершись затылком в теплую кору дерева.

— Не я — он. Он не один и кладка не единственная. Как сказал рург, черные давно живут на побережье и никого до поры до времени не трогали, пока мы не разорили их гнездовья. Да-да, вы можете сказать, что мы не первый год промышляем в этих лесах, но разве мы хоть раз заходили за уступы? Ни разу. Я скажу вам, что у меня нет ни единого желания нарушать табу, наложенное рургом.

— Быстро же ты сдался! Ты эту тварь еще под хвост поцелуй, ты… Ай! — выкрикнул Парк и покатился по земле от мощной оплеухи.

— Молчи, щенок, и слушай старших, пока тебя не прирезали! — Над рыжиком, потирая кулачище, навис родной дядька.

— Дьюи, он у тебя по жизни дурак или ему рурги успели все мозги через нос высосать? Он там ничем таким с ящерицами не занимался? — опасно сверкнув кровавыми глазами, спросил Гирн. — Держи парнишку в узде, хорошо? Иначе, боюсь, одними вожжами дело не ограничится. Ладно, я все же снизойду до разжевывания и укажу на то, что он, в силу молодости, проворонил. Вы засекли, как действовала мелочь? Как одна команда! Они поголовно повиновались черному. Теперь помыслите, сколько в окружающих лесах диких рургов. Ну, вообразили, подсчитали? А теперь — вишенка на кремовое пирожное в заведении мадам Пур. Все они слушаются черных! Это жуткая сила. Так оно или нет, не знаю, но я не собираюсь проверять сие на собственной шкуре и вам не советую. Ибо костей не соберем! Ладно, братцы, хорош лясы точить, нам еще Лора и Бака надо похоронить по-человечески и лагерь свернуть. Точнее, то, что осталось, собрать. С утра выступаем… И, братцы, Пресветлой прошу, держите языки за зубами.

Ранним утром следующего дня, взвалив на спину тяжелый рюкзак, Дьюи бросил прощальный взгляд на выжженное пятно погребального костра и поляну, ставшую местом упокоения старых друзей. Охотники уходили молча, в полной тишине, каждый из них размышлял о вчерашнем. Разглядывая затылки ватажников, Дьюи думал, что вчера черный рург сломил охотников.

По горам, по долам. Нынче здесь, завтра там! Признаюсь со всей ответственностью и склоняю голову перед сермяжной правдой грифа из известного советского мультфильма, с широких экранов заявившего, что лучше день потерять, зато потом за пять минут долететь. Эх, отвык я ходить ножками, отвык. Все больше крыльями работал, поглядывая на пешеходов и четвероногий транспорт с высоты птичьего полета. А что касаемо грифа, упомянутого выше, то десять минут полета приравнивались половине дневного перехода. Проверено на себе. Другие мнения не принимаются. Страусов не спросили…