Во время командировки я объездил все парки и дворцы: сидел в липовой роще парка в Павлово, где любила бывать Ахматова; греб на лодке, соревнуясь с утками, к беседке Венеры на озере в Гатчинском парке, где царские особы объяснялись в любви; обливал лицо водой Петергофского фонтана, золотого красавца; плавал на лодке в озере Ломоносовского парка; гулял ночью по парку в Пушкине.

В Пушкине я наконец понял фразу А. Райкина «в Греческом зале». Я познакомился с экскурсоводами, и они пригласили меня вечером в Греческий зал, где для иностранцев проходили концерты, предупредили, чтобы я ни с кем не разговаривал, не выдавая русского. Одно отделение я прослушал, но потом пришлось убегать, так как один из посетителей решил обменяться со мной впечатлениями.

В Ломоносове мне разрешили посидеть в кресле Петра III, за что девчонкам-экскурсоводам попало.

Произвел на меня впечатление романс в Юсуповском дворце. Это нужно слышать: акустика изумительная! Потом я шел по коридору к выходу и представлял бегущего истекающего кровью Распутина. Что ни здание – то красота и история!

Не мог не сходить в музей Пушкина и Достоевского. В музей Достоевского я попал с группой иностранцев. Нижний зал, экскурсовод рассказывает: играл в карты; идем дальше, я узнаю, что любил он женщин. Поднимаемся на второй этаж, в кабинет. Посередине – стол, а на нем пепельница и папиросы (до сих пор белые, не пожелтели): курил много, не меньше пачки в день.

Посетил два спектакля в театре Ленсовета: «Укрощение строптивой» Шекспира (в ролях Фрейндлих и Боярский) и «Кошка на раскаленной крыше» Уильямса. Затем – поход в Большой драматический театр им. Г. А. Товстоногова. Это только часть того, что я видел, но с тех пор Ленинград остался близким и сказочным. Все программки театров и билеты я привозил Суздальскому, который говорил, что не слышал, чтобы кто-то из Томска посмотрел больше спектаклей театров Москвы и Питера.

Как я умудрился взять билет на французский ансамбль «Спейс», не помню, зато как проснулся на нем – помню. Проснулся от ударов по голове ногой. Первый ансамбль со световыми эффектами, лазерными лучами – все прыгали. А я спал… Пришлось встать. Хорошо, что поднялся, больше не били…

Несмотря на переезд в новую квартиру, особой радости я не испытывал, хотя и выполнил все основные задачи как по закупке оборудования, так и по его запуску. Дело в том, что я стал брать алкоголиков из третьего наркологического отделения на трудотерапию к себе в отдел. Многие соглашались у меня работать. Однако это оказалось очень хлопотным делом, требующим большой ответственности и постоянных забот.

Вскоре в моем отделе оказались два ярких человека: Слава Розанов и Володя Макаров. Слава в скором времени стал обслуживать все мелкие приборы. Это был высокий красивый мужчина лет на семь старше меня. Он говорил, что он внук философа В. В. Розанова. Он был интересен, мил и ласков, как и его дед. Женщины любили Славу за красивые ухаживания. С нами в отделе он ожил, хотя и срывался пару раз.

Макарова Володю я привлек для ремонта немецкого энцефалографа, где-то взятого без схем и в нерабочем состоянии. Володя починил его и покинул клинику, но связь с ним была постоянная – до самой его кончины. Сразу отмечу, что я и жену ему нашел – Надежду, хорошую женщину, отличную мать, с крепким характером. Так что пить ему больше не давали.

XXIII

Позднее, уже после увольнения, мы жили в двухкомнатной квартире хрущевской постройки (на нее мы обменяли нашу трехкомнатную). Сейчас часто смеются над таким жильем, но все меняется со временем. В то время, в 70-х годах, проблема жилья отчасти была решена. А разве баллистические ракеты помогли массовому строительству жилья?

К 70-м годам было построено в стране большое количество шахт для ракет. Чтобы обеспечить строительство шахт, по стране настроили десятки мощных цементных, кирпичных заводов. Когда гонка приостановилась, мощности строительной индустрии решили направить на строительство жилья. Это, возможно, было главным делом Хрущева…

Сын Валера пошел в школу, потому что детский сад он не любил. Начал учиться в школе № 32 с шести лет. Весь первый класс просидел скучая, не получая ничего нового. Дочка Поля ходила в садик, что на улице Усова. Все было рядом.

Дочь и привела нам друзей Гуриных – Галю и Сергея с их детьми Тимкой и Юлей, а также Ташлыкову Лиду и ее сына Сашу.

Они жили рядом, через дорогу, и мы частенько стали встречаться. Ребятишки играли во дворе, забегая домой перекусить. А Поля с Сашей были «не разлей вода» и часто убегали со двора, а мы потом искали их по всей округе.

Несколько лет дружбы не прошли даром: с Гуриными мы встречаемся и по сей день. Галя – «божий одуванчик», с доброй улыбкой и добрым сердцем. Сергей – умный юморист, инженер и отличный программист. Многие в Томске знали театр Захарова, но мало кто знает, что системой движения кукол театр обязан Сергею: он разрабатывал и изготавливал ее безвозмездно.

Юля – филолог, работает в медицинском институте, борясь за качество русского языка. Тимоха – программист, помогает отцу. А Ташлыков Саша обучает студентов.

Приезжая из командировок, я всегда привозил конфеты (московскую карамель), колбасу, фрукты. Для ребятишек это был праздник. В целом же питание было простое: супы (в основном щи, борщ), много картошки, худые курицы, разные вкусные соленья (капуста, огурцы) и, конечно, местные ягоды (брусника, клюква, черника).

Вспоминается знаменитый «ягодный поезд» Томск– Белый Яр. Полные вагоны мужиков с рюкзаками и коробами.

За черникой ездили до Сайги, за брусникой – до Ягодного. Колонны заготовителей разбредались по тайге, а к поезду возвращались с добычей в два-три ведра.

Ездили и шишковать на «41-й километр», в Плотникове, лазили по кедрам, сбивая шишки палкой или тряся ветки. Потом шелушили их на бревне с зазубринами, привозя домой уже орехи. Помню, что иногда съедали орешки мешками. Иногда дома стоял мешок, и мы щелкали орехи непрерывно. Один раз я ездил в Плотникове с Валерой, он собирал шишки внизу, под кедром.

Как-то я привез железную дорогу – хорошую немецкую игрушку, с бегающим паровозом и станцией. Прослужила долго. Еще была игрушка нашего приборного завода «За рулем», эта игрушка отгружалась на продажу десятками тысяч по стране. И настольный хоккей, футбол – неплохие были игрушки. Поле покупали кукол и кухонные игрушечные принадлежности, а также кассу, чтобы она играла в продавца (как будто чувствовали, что половина народа скоро будет работать продавцами).

Иногда в