Он протянул телефон Марине, она осторожно взяла его, прижала к уху.

— Марина? У вас все нормально? — услышала она голос помрежа. — Вы, надеюсь, не пострадали?

— А вы тут при чем, Татьяна Илларионовна?

— Извините, Марина, будем откровенны. Игорь — человек влюбчивый, но он стал тяготиться этой связью. Я сегодня просила его решить все по-хорошему, но он, похоже, не послушал меня.

— Что вы имеете в виду?

— Он устроил нападение, потом сказал, что опасается за вашу безопасность. Так? Все это было уже не раз с его прежними любовницами. Вы-то сами не пострадали?

— Вы врете все! — крикнула Марина.

— Как хотите, так и думайте. Мне жаль вас, девочка, — уверенно сказала Сушина и отключила связь.

Марина, растерянно моргая, вернула аппарат отцу. Сушина в точности повторила слова Игоря. Неужели она права? Игорь придумал все это лишь для того, чтобы отвязаться от нее? Как подло… но… этого не может быть! Или — может? Она всхлипнула. Стернин обнял дочь за плечи.

— Не беспокойся, дочка, мы с этим разберемся. Виновные будут наказаны, — сказал он. — Хочешь перекусить?

— Это не ты организовал нападение на нас? — спросила Марина.

— Клянусь всем самым дорогим — нет. Дочка, ты можешь себе представить, что я организую нападение на свою любимую, свою единственную красавицу и умницу? Да как тебе в голову могло прийти такое?!

Марина и сама уже понимала — отец не мог этого сделать. И тогда что же… права Сушина? Игорь устроил представление, чтобы избавиться от нее? Бандиты не тронули ее, а вот он случайно… Но и в это не верилось. Господи, да где же она, правда?!

Ужинать она отказалась, заперлась в своей комнате. Но когда услышала в прихожей чужие голоса — один из них принадлежал начальнику службы безопасности банка Сергею Федченко, — выскочила из своей комнаты.

— Если хоть что-то плохое случится с Игорем — пеняй на себя! — крикнула она отцу. — Я тебе этого никогда не прошу!

Стернин задумался, а потом жестко сказал:

— Значит, так. Сериал мы останавливаем. Сергей, ты отвезешь Марину в Агаповку на дачу. Обеспечишь охрану. Телефон отключить. Мобильник она оставит здесь. А там из дома не должна выходить.

— Ты хочешь посадить меня под арест?

— Да, — решительно сказал Стернин. — И ты поедешь на дачу в обмен на мое твердое слово, что этого говнюка твоего я не трону. Договорились, дочка?

А что тут можно было возразить? Она уже никому не верила, но подвергать Игоря опасности не хотела. Может быть, лучше пожить неделю на даче, подождать, пока все успокоится…

— С тобой отправится добрая советчица… Мария Петровна, собирайтесь, поедете на дачу вместе с Мариной.

— Никуда я не поеду, — отрезала Мария Петровна, выходя из кухни. — Тюремщицей быть не намерена, Иван Тимофеевич. Надеюсь, позволите мне переночевать здесь, а завтра уйду. Окончательный расчет, если вы порядочный человек, оставьте на столе.

— Петровна, ты куда? — растерянно пробормотала Марина, а потом крикнула: — Не смей бросать меня, слышишь?!

— Хорошо, девочка, ради тебя я готова потерпеть, если, конечно, позволят.

— Завтра поговорим, Мария Петровна, завтра! — с досадой сказал Стернин. — Идите спать. Марина, собирайся, Сергей, ты понял, что от тебя требуется?

Федченко согласно кивнул, хотя взгляд его был тревожен. Опекать дочку босса, когда у той какие-то любовные проблемы, — хуже не придумаешь! Она же может вытворить все, что угодно, а трогать нельзя. Но ответственность полная, черт побери!

Вернувшись домой, Муравьев недолго размышлял о том, чем будет заниматься в ближайшее время. Решил, что ужин сварганит чуть позже, может и яичницей обойтись. А сейчас — в ванну, в горячую воду, где можно будет расслабиться и подумать о том, что случилось.

Погрузив свое мускулистое тело в горячую воду, Муравьев прикрыл глаза, вспоминая события сегодняшнего дня и вечера.

Вот так он часто лежал в ванне, проигрывая в памяти сцены фильмов и спектаклей, которые предстояло сыграть. Разумеется, актер — человек зависимый, он должен уметь сыграть то, что хочет увидеть режиссер, что соответствует чужому пониманию ритма и настроения всей работы. Но хороший актер и сам вносит часть творчества в общий замысел режиссера, улучшая его. И только здесь, в ванной комнате, Муравьев мог полностью сосредоточиться на предстоящей роли; мысленно играя ее, останавливался на сложных эпизодах, варьируя манеру игры и пытаясь выбрать то, что лучше соответствовало всей работе.

Но теперь он проигрывал в памяти не сценарий, написанный другим человеком, а события своей реальной жизни.

В последние дни он интуитивно чувствовал, ждал — вот-вот может произойти что-то не очень приятное. Да тут и особой интуиции не требовалось, понятно было, Стернин — не тот человек, которые смирится со своеволием дочери. Очень обидным для строгого отца, известного бизнесмена.

Но как-то странно все это произошло. Во-первых, Таня предупредила его именно сегодня… Вряд ли она могла знать о точных планах Стернина. Или могла? Завела себе любовника из близкого круга банкира… Да нет. Подобные дела, при нынешнем отношении к олигархам, держатся в строжайшем секрете. Но Таня предупредила его, и в этот же вечер случилось нападение, тоже очень странное.

Сейчас, вспоминая свою драку с людьми, выдававшими себя за бомжей, Муравьев с удивлением понимал, что его даже не пытались ударить. Он нападал, он пару раз зацепил того, что был в шапочке, но противник только уходил от его ударов и делал это весьма профессионально! Только уходил.

И второй, в кепке, никакого вреда не пытался ему причинить. Ударил Маринку, да, но… все получилось так, будто это он, Игорь, нечаянно зацепил свою любимую девчонку!

Да это же спектакль, самый настоящий спектакль! А кто режиссер? Тот, кому выгоден был конечный результат. Кому он выгоден?

Муравьев резко открыл глаза, сел в ванне, всколыхнув густую пену. Черт побери! Таня хотела, чтобы он отправил Маринку домой, так оно в итоге и получилось. Так, да не совсем так!

Маринка уехала, обиженная на него и с синяком под глазом. В итоге он, Игорь Муравьев, выглядит в очень неприглядном свете.

Неужели Таня способна на такую подлость?!

Да ведь он почти наверняка знал, что она затевает против Стернина и Марины какую-то провокацию. Простой факт — он выполнил ее просьбу, более того, жил с Мариной, но никакого разговора о повышении гонораров не было. Даже намека на это не чувствовалось.

Муравьев включил душ, быстро ополоснулся теплой водой, потом пустил ледяную, потом снова теплую, снова ледяную, выскочил на коврик, быстро растер тело махровым полотенцем, надел халат, взял с полки мобильник и пошел в комнату. Об ужине он и думать забыл.

А мобильник лежал на полке не случайно — Марина обещала позвонить после разговора с отцом. А может, и вернуться к нему, если внятного разговора не получится. К такому повороту событий он был готов. Ведь чего хотелось? Поговорить с ее родителями, объяснить, что любит Марину и хочет быть ее мужем, «стеной», не хуже родительской, другом и опорой на всю жизнь. Но если они даже разговаривать не пожелают, получается совсем другой расклад. Тигра, конечно, глупо дергать за хвост, но если он сам будет постоянно рычать на них, нужно как-то защищаться. И нужно, и можно. Он чувствовал свою вину перед Стерниным потому, что Марина категорически отказывалась говорить с родителями, и получалось, будто охмурил девчонку бывалый ловелас. Сам бы так думал, будь у него взрослая дочь, сбежавшая с известным бабником… А вот если родители скажут, что вообще не желают знать его, что бы там ни было между ним и Мариной, тогда что ж… Он будет защищать свою любовь!