Бригадир пожал плечами.

В машине на переднем сиденье валялась пачка сигарет, ключ торчал в замке зажигания. И еще треснуло лобовое стекло… и глубокая вмятина на левой двери. Кошмар, кошмар. Оксана медленно, осторожно, как нож из тела, достала ключ и вернулась в дом.

Кухня, холл. Подниматься наверх не хотелось, там раздавался оживленный испанский говор рабочих. Направилась обратно в спальню, по пути едва не налетела на молодого парня, он нес два ведра с какой-то грязью, широко расставив руки со вздувшимися узлами мышц.

– Сумка! – едва не прокричала Оксана. – Деньги!

Он застыл на месте. Это был тот самый мальчик, испуганные вишневые глаза, пухлые щеки, кожа цвета кофе с молоком. Он бережно опустил ведра на пол и, ни слова не говоря, побежал наверх, оставляя душновато-кислый шлейф. Через минуту появился, руки все так же расставлены, но это уже жест недоумения:

– Не знаю. Никто не видел.

Оксана вернулась в спальню. Посмотрела в зеркало и обрадовалась: душ смыл с лица следы бурной ночи. Лишь под глазами остались небольшие тени, да губы будто ярко накрашены и обведены контурным карандашом. Отметины на теле скрывал махровый халат, а внутреннее опустошение незаметно, так что вид у нее был вполне приличный. Наверное, я и в гробу буду хороша, подумала Оксана и тут же испугалась этой мысли.

Вдруг она заметила что-то в отражении за своей спиной, какой-то металлический блеск под кроватью.

Сумка лежала там. Оксана встала на колени, достала ее. Мобильник, кредитки, документы, косметичка, ключи. Все на месте. Денег нет. Она села, уперла локти в колени, положила голову на взмокшие ладони.

Потеряла. Или проиграла. Но ведь была немалая сумма… Двенадцать с чем-то тысяч. Как она сумела? В голове вдруг возник образ: мусорная будка посреди ее родного двора в Тиходонске, красное пластиковое ведро опрокидывается в черное, пахнущее гнилью окошко. При чем тут это?

Она решительно направилась к телефону, набрала номер Джессики. Трубку сняли после девятого гудка.

– Алло, я слушаю! – донеслось сквозь рев телевизора. – Кто это?

– Это Оксана, соседка. Извини, я… Я нахожусь в некотором затруднении, помоги мне.

Пауза. Из трубки доносилась реклама ток-шоу Ларри Кинга.

– Это я! – повторила Оксана. – Ты слышишь меня?

– Слышу. Что у тебя случилось? – Голос на том конце провода заметно охладел.

– Расскажи, что было вчера… Не молчи! У меня разбита машина, деньги исчезли! Я ровным счетом ничего не помню!!..

К концу фразы Оксана сорвалась в крик и заплакала.

– Вообще ничего?

– Вообще! Ничего!

– Тогда ты единственная в Дайтона-Бич, не знающая о собственных похождениях. Весь город только о них и говорит.

В груди Оксаны что-то оборвалось. К горлу подступила тошнота.

– Но что я такого сделала? О чем тут говорить?

Ларри Кинга сменила реклама финансовой компании:

«Сейчас самое выгодное время…»

– Ты выиграла двенадцать тысяч, – произнесла Джессика ровно и сухо. – Это очень большой выигрыш для нашего города. А потом напилась и проиграла все, до цента. Ты вела себя неприлично, оскорбляла персонал казино, устроила скандал в баре!

– Ой! Я правда ничего не помню!

– Возможно, в России это и оправдание, но не в Америке, – ледяным тоном сказала Джессика. – Здесь не принято так себя вести, не принято швырять деньги на ветер! Это неприлично, это вызов обществу!

– Но я не знала…

– Как не знала? Знала! Я ведь предупреждала тебя насчет шампанского!.. – Тут Джессика выдержала еще одну паузу и произнесла замогильным голосом: – Это был «Боллинжер», по триста двадцать за бутылку!

– «Боллинжер»? – зачем-то переспросила Оксана.

– Проигравшись, ты требовала еще шампанского, требовала икры, причем пыталась расплатиться карточками, на которых не было денег!

Ноги стали ватными, Оксана села на пол.

– Бармен вызвал полицию. Он говорил, ты вела себя агрессивно, оскорбляла его… выкрикивала расистские лозунги…

– Кошмар…

– А что ты мне говорила – помнишь? – продолжала Джессика. – Впрочем, ладно…

И тут же загремела:

– Обзывала толстой похотливой дурой!.. Американской сучкой!..

Она заплакала, заглушая бойкую увертюру перед началом «Крошек из Лас-Пальмас».

– Погоди… Я не хотела, – проговорила Оксана онемевшими губами. – Я здорово набралась, Джессика. Извини…

– Толстой похотливой сучкой и дурой! Значит, ты считаешь меня такой! – рыдала та.

– Но почему… Ты же видела, в каком я состоянии!.. Почему ты не пыталась меня остановить?!

Джессика от неожиданности поперхнулась, даже в ее телевизоре возникла какая-то пауза.

– Как не пыталась?! Как?! Мы с тем парнем из охраны целых десять минут держали тебя за руки, уговаривали, пытались не пустить в игровой зал!..

– Ковбой, да?.. – вспомнила Оксана. – С бровями? У него действительно большие… Как мне стыдно, Джессика, если б ты знала!

– Я заплатила триста двадцать долларов за эту последнюю бутылку, а Барклай вызвался отвезти тебя домой. Только поэтому тебя не забрали в участок! Мистер Рипли, хозяин казино, договорился с шерифом, ведь он неплохо на тебе заработал…

Джессика замолчала. В трубке слышалось ее тяжелое дыхание. Она шмыгнула носом.

– Не знаю, дорогая, как ты будешь из всего этого выпутываться… – сказала она. – Такие вещи в нашем городе запоминают надолго. Думаю, местные газеты распишут все в красках…

– Я тоже не знаю, – ответила Оксана и положила трубку на рычаг. Теперь она вспомнила все. Или почти все.

– …И охлади шампанского, я скоро вернусь…

Пачки из сумочки она высыпала в окошко кассы – так в тиходонском детстве, еще до появления мусорных контейнеров, граждане опорожняли мусорные ведра в кирпичную будку посреди двора.

– Тысячедолларовые фишки на все, – сказала она. Хотелось, чтобы прозвучало убийственно-спокойно, чтобы не подумали, будто напилась до чертиков и пустилась во все тяжкие. Но, как назло, вышло так, словно говорила с непрожеванным пирожным во рту.

Над перегородкой показалось некрасивое черное лицо девушки-кассира. Плавный переход: возмущение, брезгливость, узнавание, бескрайнее удивление.

– Но ведь вы уже, кажется…

– Не твое дело, – сказала Оксана. Под ложечкой вдруг засосало, как перед прыжком в бездну, как перед первой ночью с мужчиной. Ощущение ей понравилось. – Фишки. Тысячедолларовые. Без ста тысяч я от вас не уйду…

Расплывающийся яркими огнями игровой зал, она идет ровно, строго, не качаясь, с достоинством подняв голову.