— Безусловно, в отличие от вашего гомосексуального партнера мы не будем… гм… нарушать вашу… гм… дипломатическую неприкосновенность. Через полчаса вас доставят в аэропорт. Утром вас уже препроводят… гм… с полным почетом в посольство Российской Федерации. Вас сопроводит лично капитан полиции Нан.

При этих словах Большого Тао старший из полицейских с достоинством поклонился стоящему враскоряку вице-консулу. Большой Тао продолжил:

— Капитан Нан подтвердил, что без согласия России вы не можете быть привлечены ни за наркотики, ни по статье о совращении несовершеннолетних…

Вице-консул с третьей попытки с кряхтеньем и стонами натянул штаны.

— Какое там, на х…, совращение! Она же, ну, то есть он, меня сам… в смысле… того… Ну, не я его, а он меня!

Недобро ухмыльнувшись, Тао перевел полицейскому слова господина Назарченкова. Ответ последовал незамедлительно.

— Не имеет значения, кто кого! Ему только шестнадцать лет! — перевел Большой Тао слова полицейского.

Мне было не до шуток, конечно, но я опять не смогла не влезть:

— Если бы вы не совратили юное создание своей грязной жопой, он мог бы, например, учиться в школе, петь в хоре или играть со сверстниками в развивающие игры!

Тао, пожав плечами, заключил:

— И то, что не вы его отымели, а он вас, так… вам так больше нравится, наверное!

— Мне так больше нравится?! — возопил дипломат. — Да у меня от жопы ничего не осталось! Ни встать, ни сесть, блин!

Глаза Большого Тао хищно блеснули. Он взял из рук Мики видеокассету.

— Да нет, господин вице-консул! Пожалуй, сесть у вас хорошо получится! Но не здесь, разумеется, а дома — на родине!

— То есть?! — Александр Петрович поднял брови домиком.

Перед тем как поднять с пола рубашку, он понюхал вынутую из брюк собственную руку. Затем с омерзением вытер ладонь о простыню.

— На этой кассете полуторачасовое порно, господин Назарченков. Вы там в главной, хотя и пассивной роли. А в начале фильма вы еще к тому же учите несовершеннолетнего юношу, как правильно курить марихуану.

— Подделка! Фальшивка!

— Это вы жене будете рассказывать, а не нам, — жутковато улыбнулся Большой Тао. — А самое главное, что есть на кассете, — ваш захватывающий рассказ о работе в российской разведке. Уж не знаю, где вы состоите на службе, в ФСБ, СВР или ГРУ, но для нас не составит проблемы сделать так, чтобы каждая из этих организаций получила свой подарочный экземпляр фильма, а потом этот киношедевр не без нашей помощи увидят многие тысячи благодарных зрителей-извращенцев в Интернете. Вам найдется, с кем из вышестоящих коллег поговорить о презумпции невиновности.

— Этого не может быть! — Александр Петрович мгновенно преобразился настолько, что, казалось, почти перестал существовать. — Я же не мог!..

— Могли, могли! Не сомневайтесь, Александр Петрович! Мы и сами не понимаем, зачем бахвалиться перед молодым человеком, который и так уже вас… так сказать… К чему вам это было надо? Впрочем, на этот вопрос вы будете отвечать уже не нам! — Улыбка сошла с лица старика. — Собирайтесь, господин вице-консул. До аэропорта вас с почетом отвезут в полицейской машине.

— Я могу купить эту кассету? — промямлил поверженный дипломат. — Назовите цену!

Перевода этой фразы не потребовалось. Засмеялись все, кроме меня. Даже самый маленький полицейский осторожно хихикнул в свою смуглую ладошку.

— Нас не интересуют деньги. И кассета навсегда останется у нас! — ответил Тао. — Но вы можете попробовать сделать так, что ее больше никогда и никому не покажут.

— Что я должен делать?! Что?! — Александра Петровича била дрожь.

Большой Тао сделал паузу, потом взял меня за руку и, глядя в испуганные бегающие глаза вице-консула, отчетливо проговорил:

— У этой старой обезьяны, — он ткнул себя в грудь пальцем, — есть дочь… приемная дочь. А у дочери моей, в свою очередь, возникли некие проблемы. Проблемы эти возникли, кстати, при непосредственном вашем участии, дорогой Александр Петрович. Но, я так думаю, вы сделаете все для их скорейшего разрешения.

Я сама не понимала, что творилось в моей душе, когда небольшой французский самолет «АТР-72» оторвался от гладкой бетонной полосы кануйского аэропорта и взял курс на Бангкок. Кто мне Линя — дочь поблядушки Маши Тупицыной и совращенного ею безвестного черного паренька? Но я чувствовала, что она — моя настоящая дочь! Если бы не она, я бы просто сошла с ума, лишившись моего Тао.

Вернуть сына — моя главная цель, но и расстаться с дочкой, не достигшей и месячного возраста, было совершенно невыносимо. Мою грудь распирало от молока, и я страстно желала прижать к себе моего мальчика до того, как оно иссякнет. Я дала себе слово сцеживаться не реже, чем каждые три часа. Большой Тао не дал мне взять с собой Линю, и, честно говоря, он был прав. Старый таец нанял в кормилицы девочке ту самую молодую мать, о которой говорил в самом начале. Он назвал меня своей приемной дочерью. Теперь они с Линей ждут меня и Маленького Тао. И я знала, что он не кривит душой, говоря о своем отношении ко мне и моим детям! Я понимала, что Большой Тао сделает все ради здоровья и благополучия девочки. Увы, власть старика была безграничной только на Кануе. Его возможности, как я понимала, сильно уменьшались даже в остальных частях Таиланда и практически сходили на нет за его границами.

Российский вице-консул господин Назарченков подтвердил, что получил от Маши внушительную взятку и снабдил ее выданными без надлежащих оснований документами на ребенка. Кроме того, он поставил, вопреки правилам, срочную визу обоим китайцам. Это, впрочем, как я уже знала, не помогло доктору Чену.

Назарченков сделал для нас все, что пока от него требовалось. В течение недели я получила из консульства новый комплект документов, подтверждающий, что именно я являюсь матерью близнецов Тао и Лини. Получила я и всю информацию о Маше: адрес, по которому она зарегистрирована, и телефон. Мы с Тао не рискнули требовать объявления Маши Тупицыной в розыск. Господин Назарченков готов был немедленно объявить ее мошенницей и похитительницей. Более того, после выдачи мне документов на детей он очень желал дезавуировать Машины документы, но очень сложно было просчитать, что она или ее любовник могут сделать, когда поймут, что за ними идет реальная охота. Про Машиного любовника у Назарченкова действительно никакой информации не было. Во всех Машиных документах значился только тот адрес, по которому она была зарегистрирована вместе со своими родителями.

Я пока еще не знала, кто мне поможет в России. Чертков прекратил со мной всякое общение, а Ирина мрачным голосом сообщила, что сделала все, что могла, но никакого предполагаемого Машиного любовника господина Бухарцева в Саратовской области ей найти не удалось.

Ирина ушла от ответа на мои вопросы о том, как идет чайный бизнес, что творится с моими собственными пущенными в дело деньгами и что реально происходит на фирме. Похоже, скверные предсказания Семена начинали потихоньку сбываться. Нечего и говорить, как мне было нервно и тошно. А кроме того, я все-таки не могла избавиться от печального осознания того, что мой Леня не сделал ни малейшего усилия, чтобы, вопреки моему решению, все же остаться со мной. Я понимала, что доктор Харикумар сказал правду — услышав, что произошло, он развернулся и ушел… почти убежал. «Ну что ж! — все время повторяла я про себя. — Ушел и ушел! Он должен был уйти! Я сама бы так сделала!» Но веселее от таких размышлений не становилось. Кто угодно должен был развернуться и уйти после рассказа доктора Харикумара. Кто угодно, но только не он, не мой — когда-то мой — Леня!