– Надо же молодому человеку жить на что-то, – пошутил он.

В 1676 году герцогиня Кливлендская уехала на несколько лет в Париж, и отец Джека, Уинстон Черчилль, задумал женить его на другой состоятельной, некрасивой, но чрезвычайно умной любовнице Иакова, Кэтрин Седли, графине Дорчестерской. Именно в эту пору офицер влюбился в юную фрейлину Сару Дженнингс, что не удивительно, ибо девушка была ослепительно красива. Сохранилось свидетельство актера Колли Сиббера, увидевшего ее в 1688 году. Он буквально застыл на месте, завороженный «таким ясным излучением красоты, таким покоряющим изяществом ее облика». Помимо красоты девушка была наделена незаурядной силой воли и недюжинным умом. Природная сообразительность и колкий юмор компенсировали недостаток образования, который Сара никогда не отрицала. По ее собственному выражению, она также обладала «великой резвостью и веселостью нрава в сочетании с большим пристрастием к беседе». Это пристрастие выработало у нее способность к метким, афористичным суждениям и чрезвычайную уверенность в своем мнении, которое она почитала единственно верным, пренебрегая воззрениями прочих людей.

Джек сначала хотел проехаться на дармовщину и сделать ее своей любовницей, но Сара упорно не желала занять подобное двусмысленное положение. Офицер был настолько покорен Сарой, что решил жениться на ней, однако благородство сего намерения упиралось в преграду в виде проклятого безденежья, тяжелыми кандалами сковывавшего влюбленных. Только весьма своевременная смерть брата юной фрейлины в 1677 году облегчила их положение – Сара и ее сестра Фрэнсис стали совладелицами поместий родителей в Херфордшире и Кенте. Невзирая на противодействие обеих семей, но с благословения Марии-Беатрисы, весьма сочувствовавшей романтичной любви этих двух молодых красавцев, они обвенчались. Некоторое время молодожены держали этот союз в секрете. Тайна перестала быть таковой осенью 1688 года, когда Сара забеременела и была вынуждена оставить свои обязанности фрейлины в связи с рождением дочери-первенца. Это был брак по любви с обеих сторон, и, хотя жизнь подвергала его многим испытаниям, преданность супругов друг другу ни разу не поколебалась.

Похоже, именно бьющие ключом жизнерадостность и уверенность Сары привлекли к ней внимание Анны. Ей удалось уговорить отца отдать должность второй фрейлины жене Джона Черчилля (как и любое место при дворе, оно являлось предметом вожделения многих, и без интриг тут не обошлось). Вторая фрейлина получала весьма умеренное жалованье – 200 фунтов в год. Однако истинная ценность этого скромного, на первый взгляд, положения заключалась в заверении Анны, что «она будет готова в любое время оказать вам все услуги, каковые есть в моей власти». Сара трезво взвесила все преимущества новых обстоятельств и «начала прилагать весь свой ум, свою живость и почти все свое время для развлечения, увеселения и служения принцессе». Ей удалось за короткий срок одержать полную победу, ибо благоволение Анны к ней «быстро превратилось в страсть, и в такую страсть, которая всецело завладела сердцем принцессы – слишком сильно, чтобы ее можно было скрыть». В одном из своих писем Анна настаивала, что ее нежность к Саре может «прекратиться только с моей жизнью».

Сара настоятельно просила Анну, чтобы та уничтожала ее ответы на письма принцессы, поэтому они неизвестны историкам. Таким образом, Сара смогла утверждать в своих мемуарах, что эти послания были более сдержанными по тону, нежели излияния принцессы. В конце своей жизни Анна сказала кому-то, что «Сара писала мне точно так же, как и я ей».

В ранней переписке принцесса неизменно обращалась к Саре как «моя дорогая миссис Черчилль», стиль же придворной дамы был подчеркнуто почтительным. Видимо, Анна явно испытывала неловкость по этому поводу, потому что буквально умоляла Сару «не называть меня при каждом слове „ваше высочество“, но быть свободной со мной, как то подобает одной подруге с другой». Однако Сара не спешила последовать ее мольбам и старалась сохранять эту дистанцию.

Невзирая на столь страстную привязанность принцессы к своей фрейлине, Анна мужественно претерпевала частые расставания, чтобы дать Саре возможность провести время в ее собственном доме в Сент-Олбанс и побыть с мужем, когда тот исполнял свои обязанности при герцоге Йоркском. Можно приводить много выдержек из писем Анны к леди Черчилль, доказывающих, что она была просто без ума от нее. Отсюда логически вытекает вопрос о возможном сексуальном влечении Анны к Саре. Герцогиня Мальборо позднее намекала, что у Анны были лесбийские наклонности и она вступила в плотскую связь со своей камер-фрау Абигайль Мэшем.

Тут возникает вопрос о распространенности лесбийской любви в Англии в ту пору. Любовь среди женщин была известна с древних времен. В послании к римлянам апостол Павел упоминает презренное поведение язычников, женщины которых «заменяли естественный обычай на тот, который противен природе». Святой Амброзий еще более сгущал краски: «доходило до того, что одна женщина желала другую женщину с целью гнусной похоти». Согласно мемуарам графа де Грамона, при дворе Карла II «люди были весьма просты… они и слыхом не слыхивали о таких греческих утонченностях в искусстве любви».

Вообще, личная жизнь женщин в обществе, где доминировали мужчины, никого не интересовала, и ей не придавали никакого значения. Женщин рассматривали либо как сосуд греха, либо как сосуд удовольствия, их физические потребности считались ограниченными зачатием и родами. Конечно, мужчинам было ведомо, что дочери Евы могут получать удовольствие от сексуальных сношений, но подобные поползновения женщин считались опасными и греховными, а потому относились к разряду запретных тем.

Что же касается любви женщины к себе подобному существу, то она часто пряталась под маской прочной женской дружбы. Поскольку проявление дружеского тепла и тесной привязанности выглядело совершенно нормальным, лесбиянкам было нетрудно скрывать их наиболее пламенные желания. Совершенно естественным выглядело совместное проживание двух старых дев, ибо их количество в Англии, где без приданого девиц замуж не брали, не поддавалось исчислению. Обычно приводят примеры, когда две подобные сожительницы были похоронены затем в одной могиле, «дабы прах их даже после смерти не мог быть разделен». Если женщины с нетрадиционными склонностями не выступали против установленного общественного порядка, они легко приспосабливались к его правилам. Поскольку лесбийская любовь вроде бы не существовала, то и в английских законах отсутствовало какое бы то ни было упоминание о ней.

В Англию эта тема пришла из-за границы вместе с пьесами, сцены в которых были сочинены для того, чтобы возбудить аудиторию, которая по большей части была мужской. В XVII веке их часто переводили с итальянского языка, ровно так же, как и французскую порнографию, и продавали в книжных магазинах Лондона. Подобный печатный материал расширил осведомленность о лесбиянской эротике. Постепенно осознание этого явления росло, а с ним пришло и понятие, что оно служит подрыву основ общества и его следует опасаться.