Но в то время большинство мужчин еще пребывало в неведении относительно существования лесбийской любви и вряд ли осознавало, что представительницы слабого пола могут быть сексуальными соперниками для них. Женщины считались лишь пассивными восприемниками мужской любви, грубо говоря, любовь без фаллоса таковой не является. Поэтому общество нередко считало эротическое влечение женщин к своему полу всего лишь проявлением романтической дружбы. Такие отношения подпадали под разряд платонических, и им благодушно потакали.

Отсюда при том, что лорд Галифакс называл «страстной близостью» и «великими привязанностями», для женщин считалось совершенно пристойным при обращении друг к другу выказывать такие проявления нежности, которые ныне считались бы приемлемыми лишь между любовниками. Например, когда леди Шафтсбери в 1683 году направила письмо своей подруге Рейчел Расселл, она подписала его «непредставляемо страстно любящая твоя». Отмечают также, что Анна была не единственным партнером Сары по переписке, обращавшимся к ней со страстными словами. Например, леди Сандерленд изливала свои чувства в таких словах: «Я страстно желаю обнять тебя… я люблю тебя так, что сие невозможно выразить». В другом письме она заверяет Сару, что та не может вообразить, «как полно мое сердце любовью и нежностью к тебе… Я навечно и навечно твоя, моя дражайшая, с сердцем бурлящим, нежным и искренним».

Но в XVII веке дружбу вообще чрезвычайно идеализировали, ее возвышали, и тесной привязанностью между двумя людьми одного пола восхищались именно как таковой. Большой вклад в это внесли взгляды, изложенные мудрецом шестнадцатого века Мишелем де Монтенем в его эссе «О дружбе». Сокрушаясь по поводу гомосексуальности, он восхвалял тот вид «высшей дружбы», который «овладевает душой и полновластно царит там». Дед Анны, граф Кларендон, заявил, что «дружба более священна, чем брачный союз», такого же мнения придерживался Джон Ивлин[60]. Он указывал, что брак является неравным партнерством, регулируемым законом и контрактом, тогда как «свободно завязанная дружба регулируется одним лишь Господом» и потому по природе своей добродетельна. Отсюда женщины, испытывавшие эротическое притяжение друг к другу, могли безбоязненно культивировать свои желания под личиной возвышенной дружбы.

Как пример такого подхода обычно приводится поэма, сочиненная для своей подруги Анной Финч, фрейлиной герцогини Йоркской. Автор желает быть превращенной в мышь (каковая считалась символом женской похотливости), дабы незаметно угнездиться на груди своей подруги и наслаждаться ее нежными ласками без подозрений со стороны ревнивого любовника. Поэтесса Кэтрин Филипс, известная в аристократических кругах как «несравненная Оринда», стихи которой были опубликованы впервые через три года после ее кончины в 1664 году, именовалась «высшей жрицей культа дружбы». Ее стихотворения, лишенные малейшего привкуса порнографии, воспевали страстную любовь к другим женщинам, описывая узы между ними как возвышенно духовные и не запятнанные никакими низменными устремлениями. В письме к одной из своих подруг Филипс говорит о «моем огромном желании упиться вами». В своих стихах она описывает «непорочную страсть», которая «никогда не истощает наш запас ее использованием». Современники «несравненной Оринды» никогда не сомневались в чистоте ее помыслов.

Немного более смелой была Афра Бен, плодовитый автор рассказов, стихов и 19 пьес, практически первая женщина, зарабатывавшая себе на жизнь пером. Ее часто обвиняли в том, что она переняла мужской, весьма игривый, стиль. В пьесе «Мнимый граф» (1681) она весьма смело намекает на лесбиянство: «Мне ведомо, что под юбками прячется столько же спрятанных опасностей, сколько и под панталонами. Я узнал, что две женщины поженились… одна с другой…, о, сие ничуть не ужасно…»

Историки полагают, что столь близкая привязанность Анны к Саре сформировалась под влиянием этих представлений о дружбе. По их свидетельствам, круг ее чтения не был ни широким, ни близким к интеллектуальным течениям того времени. Однако мода на дружбу была настолько распространена при дворе, что она не могла не захватить Анну. Весьма вероятно, что принцесса даже прочла эссе де Монтеня о дружбе. Во всяком случае, она не раз цитировала его афоризм, что передача сведений другу «не является нарушением тайны…, ибо сие есть не более, чем рассказать их самому себе». Похоже, Анна верила, что дружба с Сарой привнесет в ее жизнь то эмоциональное разнообразие, которого не могло дать даже ее счастливое супружество. В своих мемуарах леди Мальборо подчеркивала, что Анна стремилась преступить границу, которая согласно обычаям отделяет королевскую особу от существ низшего ранга. Она писала: «Король и принцы по большей части воображают, что обладают достоинствами, присущими их рождению и положению, которые должны поднять их превыше всех дружеских связей с нижестоящими… У принцессы было иное отношение. Друг был тем, чего она жаждала больше всего, и ради дружбы, отношений, которые она не сочла ниже своего достоинства иметь со мной, она любила даже то равенство, которое, как она думала, было ей присуще».

Хотя Анна была счастлива в обретении спутника жизни, столь подходящего ей по темпераменту и привычкам, она не оправдала тех надежд, которые возлагала на ее замужество королевская семья. Супруге Карла II, Катарине Браганса, так и не удалось родить ему наследника; про безуспешные попытки Марии-Беатрисы подарить Иакову сына было сказано выше. За свою двадцатипятилетнюю супружескую жизнь Анна перенесла семнадцать беременностей, зачав 19 детей (дважды это были близнецы). Часть беременностей заканчивались выкидышами, две дочери умерли от оспы, единственный сын, герцог Глостерский, страдал водянкой головного мозга и скончался в возрасте 11 лет. Современные доктора относят неудачные беременности Анны отнюдь не за счет несовместимости резусов родителей.

Более вероятной считается потеря детей в результате замедления внутриматочного роста плода, причиной которого была недостаточность плаценты. Вернее всего, Анна страдала от синдрома Хьюгса, открытого сравнительно недавно, известного также как антифосфолипидный синдром, или «липучая кровь». Кровь матери – зачастую по причине генетических факторов – буквально запружена антителами, избыточно стимулирующими иммунную систему, что увеличивает свертываемость крови. Загустевшая кровь не может проходить через мелкие кровеносные сосуды в плаценте, лишая зародыш питательных веществ, и часто становится причиной выкидыша на позднем этапе беременности. В наши дни беременные женщины с таким заболеванием успешно лечатся, ежедневно принимая одну таблетку аспирина. Кстати, во времена Анны были доступны травяные сборы, содержавшие кору ивы (активного компонента аспирина) и оказывавшие хорошее воздействие, но, безусловно, тогда никто и представления не имел о причине этого заболевания. Между прочим, старшая сестра Анны, Мария, после первой беременности, закончившейся выкидышем, так и осталась бездетной.

Очень серьезно относясь к своему долгу обеспечения династии наследниками, Анна (точно так же, как и Мария-Беатриса) усердно подвергала себя прохождению курсов лечения на курортах в Танбридж-Уэллсе и Бате. Тамошние источники имели прекрасную репутацию излечения от бесплодия и давали побочное благотворное действие по защите от выкидыша. Врачи утверждали, что отличные качества лечения демонстрируются тем фактом, что женская прислуга заведений с ваннами продолжала работать, «даже будучи в тягости». Несмотря на пребывание часами в воде, «выкидыши не случались никогда или чрезвычайно редко, разве что когда мужья ссорились с ними и спускали их с лестницы». Помимо физических страданий, принцесса испытывала и немалые душевные переживания. 6 февраля 1685 года, аккурат в день рождения Анны, скончался ее дядя, король Карл II. Ему было всего 55 лет, но полная невоздержанность в течение его бурной жизни свела его в могилу явно до срока. На смертном одре он принял католичество, тем самым бесповоротно опорочив образ Стюарта-монарха в глазах подданных, правоверной паствы англиканской церкви.