огне приготовит для нее завтрак, и, наверняка, майтера Мята приведет с собой друзей. Если среди них будут мужчины, им можно накрыть в саду; она должна принести для них стулья из палестры и один из длинных столов. К счастью, у нее полно мяса, хотя она приготовила немного для Ворсинки и еще больше отдала его семье, когда отвела мальчика домой.

Она вернулась на чердак и закрыла окно.

Простыни высохнут к тенеподъему. Она отутюжит их и постелет обратно на свою кровать. Она все еще старшая сивилла — или, скорее, снова старшая сивилла, — так что обе комнаты ее, хотя она, скорее всего, перенесет все свои вещи в большую.

Спустившись по складной лестнице, она решила не поднимать ее, пока не смажет маслом. Она может вырезать жир и растопить его в кастрюле, пока будет греться вода в баке; все равно он не занимает все место на плите. Да, возможно, к тенеподъему та штука в воздухе вернется обратно в город; если у нее будет время, она встанет посреди Серебряной улицы и ясно разглядит ее.

* * *

Гагарка не сомневался, что они уже вечность топают по этому туннелю, и это было странно, потому что, когда они свернули с другого туннеля и пошли по этому, он вспомнил, что они идут начиная с того времени, когда Пас построил Виток. Впереди шел Тур, который сплевывал кровь и нес тело; он сам плелся за ними на случай, если Туру понадобится отлить; рядом с ним шли Плотва и Дрофа, с которыми можно было поболтать; затем патера и большой солдат с карабином, который говорил им как идти и заставлял его идти, и, наконец, Синель в сутане патеры, с Оревом на плече и гранатометом за спиной. Гагарка с удовольствием сам бы пошел с ней и даже попытался, но не получилось.

Он оглянулся на нее. Она дружески махнула ему, и Плотва с Дрофой исчезли. Ему захотелось спросить Наковальню и солдата, что с ними произошло, но потом он решил, что не хочет говорить с ними, а она была слишком далеко сзади для того, чтобы поговорить с глазу на глаз. Дрофа, скорее всего, отправился вперед, посмотреть что к чему, и старик с ним. Очень похоже на Дрофу, и, если он найдет что-то пожрать, он принесет еду сюда.

«Молись Фэа, — приказала ему майтера Мята. — Фэа — богиня еды. Молись ей, Гагарка, и ты будешь сыт».

Он улыбнулся ей:

— Рад видеть тебя, майтера. Я беспокоился о тебе.

«Пускай все боги улыбаются тебе, Гагарка, сегодня и всегда».

Ее улыбка превратила холодный мокрый туннель во дворец и заменила водянистое зеленоватое свечение ползучих огоньков на золотой поток, который пробудил его.

«Почему ты беспокоишься обо мне, Гагарка? Я верно служу богам с пятнадцати лет. Они не оставят меня. Ни у кого нет меньшей причины для беспокойства, чем у меня».

— Могет быть, ты вызовешь какого-нибудь бога сюда, вниз — пусть идет вместе с нами, — предложил Гагарка.

— Гагарка, сын мой! — запротестовал Наковальня из-за его спины.

Гагарка издал неприличный звук и оглянулся, пытаясь найти майтеру Мята, но она уже ушла. На мгновение он решил, что она побежала вперед, поговорить с Дрофой, но потом сообразил, что она отправилась к какому-нибудь богу — просить его присоединиться к ним. Так она обычно и поступала. Ты упоминал что-нибудь совсем маленькое, что хотел бы иметь, и она тут же неслась принести это тебе, если могла.

И все-таки он беспокоился о ней. Если она отправилась в Главный компьютер за богом, ей придется пройти мимо бесов, которые по дороге причиняют людям неприятности, обманывая и сталкивая их вниз с Ослепительного Пути. Он должен был попросить ее привести Фэа. Фэа и еще пару свиней, могет быть. Сиськи любит окорок, а он еще не потерял ни тесак, ни нож. Он мог бы убить свинью и приготовить окорок. Твою мать, он сам зверски голоден, и Сиськи никак не съест одна всю свинью.

Они сохранят язык для Дрофы, он всегда любил свиной язык.

Сегодня фэадень, так что майтера, скорее всего, приведет Фэа, а Фэа, как правило, приводит с собой по меньшей мере одну свинью. Боги приводят свое животное, как правило, или, во всяком случае, достаточно часто.

Свиньи для Фэа. («Ты должен назвать их всех правильно, если хочешь выучить на следующий год что-то новое».) Свиньи для Фэа и львы или какие-нибудь коты для Сфингс. Кто ест котов? Рыбу для Сциллы, но здесь сгодится любая рыба. Маленькие птички для Молпы; старик намажет клеем их насесты, засолит их и сделает пирог с воробьями, когда их наберется достаточно много. Летучие мыши для Тартара, совы и кроты.

Кроты?

Внезапно и неприятно Гагарке пришло в голову, что Тартар — подземный бог, бог шахт и пещер. Так что это место — его; вот только Тартар вообще-то его особый друг, а с ним здесь, внизу, столько всего произошло… Наверняка сейчас Тартар исходит злостью на него, потому что голова разбита и вообще не в порядке, что-то заставляет его поскальзываться и спотыкаться, как плохо сделанный игломет, и не имеет значения, сколько раз ты смазал его и убедился, что все маленькие иглы прямые, как солнце. Он поискал под туникой, но все было неправильно — на самом деле совершенно неправильно, потому что игломета на месте не было, хотя майтера Мята была его матерью и нуждалась в нем и в игломете.

— Бедн Гаг! Бедн Гаг! — Над его головой закружился Орев. Ветер от непрерывно машущих крыльев пошевелил волосы Гагарки, но Орев не сел ему на плечо и вскоре полетел обратно к Синель.

Но там уже никого не было, и тем более ее. Гагарка заплакал.

* * *

Капитан отдал салют, значительно более элегантный, чем его изодранная и выпачканная зеленая форма.

— Мои люди на позиции, мой генерал. Мой поплавок патрулирует. Тайное подкрепление гарнизона больше невозможно. И подкрепление силой оружия тоже невозможно, пока мы живы.

Бизон фыркнул и откинулся на спинку тяжелого дубового стула, который временно был его.

— Очень хорошо, капитан, — улыбнулась майтера Мята. — Благодарю тебя. Возможно, тебе лучше немного отдохнуть.

— Я уже спал, мой генерал, хотя и не долго. И я уже поел, а вы, как мне сказали, нет. Сейчас я обойду посты и проверю своих людей. После чего я, возможно, посплю еще час. Меня разбудит сержант.

— Я бы хотела пойти с тобой, — сказала ему майтера Мята. — Можешь подождать