Теперь страдания Энн от болезни Паркинсона сменились страхом от того, что у нее может быть рак груди. Она постоянно вспоминала, как от этой болезни умирала ее мать. Энн прожила большую часть недели в смертельном ужасе, ожидая то биопсии, то ее результатов.

Когда я позвонил ей и сказал, что результаты отрицательные, она расплакалась. «Я так счастлива!» – сказала она. По ее словам, ее ранила одна пуля, но миновала другая, последствия от которой могли быть куда хуже.

Несколько лет ее дела шли отлично. С каждым отрицательным результатом маммографии она вновь думала о том, как хорошо, что у нее нет рака. А болезнь Паркинсона казалась ей небольшим неудобством.

Но только до тех пор, пока симптомы не стали прогрессировать. Все началось почти незаметно: сначала усилилось дрожание, затем ей стало сложнее подниматься из сидячего положения. Как-то она пришла ко мне с тростью. «Я начала падать», – объяснила она. После одного из таких падений она сломала руку. Я сказал ей, что пора повидаться с неврологом.

Невролог специализировался на лечении болезни Паркинсона и сразу же повысил дозу нескольких лекарств. Это помогло ей восстановить координацию движений и снизить дрожание, но повысилась сонливость и ухудшилась способность сосредоточиться, причем настолько, что она начала беспокоиться, сможет ли работать дальше. К тому времени у нее также начала проявляться мимика, типичная для людей с болезнью Паркинсона. Я понял, что благодарности за то, что у нее нет рака груди, уже было недостаточно для поддержания ее сил.

– Честно говоря, – призналась Энн, когда я решил поговорить с ней об этом, – в последнее время мне сложно испытывать благодарность в принципе.

Исследования показывают, что сравнение негативного события с худшей альтернативой («У меня может быть болезнь Паркинсона, но это хотя бы не рак груди»{230}), как и сравнение нашего опыта с опытом других, менее удачливых («Мне удалили только часть груди, а другой девушке – всю целиком»){231}, дает возможность чувствовать себя лучше, но ненадолго. К сожалению, мы усваиваем не только опыт, но и мысли. Чем больше мы думаем о чем-то, тем меньше эмоций по этому поводу испытываем{232}. Это не так важно, если мы пытаемся минимизировать негативное влияние событий, последствия которых ограничены и после которых мы можем быстро восстановиться (например, провал на экзамене). Но если последствия сохраняются надолго, наши сравнения с альтернативами или другими людьми уже не улучшают настроение.

Дело этим не ограничивается. Когда негативное влияние события со временем усиливается (например, при ухудшении симптомов болезни Паркинсона), нам приходится все больше работать над тем, чтобы найти для сравнения что-то худшее. И даже когда мы можем это придумать, для пробуждения ощущения благодарности нам необходимо почувствовать, что мы почти пережили этот опыт. Исследования показывают, что чем ближе мы к желаемому исходу, тем проще нам его представить. Поэтому нам так тяжело принять его недостижение. Нам куда неприятнее, когда номер нашего лотерейного билета отличается от выигрышного всего на одну цифру, а не на восемь{233}. Чем ниже вероятность нежелаемого события, тем сложнее нам поверить в его реальность; следовательно, тем меньше благодарности мы можем испытывать за то, что оно не произошло.

К сожалению, наша способность улучшать самочувствие с помощью благодарности за хорошие события, случившиеся с нами (в отличие от благодарности за плохие и неслучившиеся), ограничивается склонностью к привыканию. Постепенно оно превращает все принадлежащее нам – брак, здоровье, руки и ноги и т. д. – в данность. Мы почти не думаем о том, что можем это потерять. Соответственно, нам сложнее его ценить. Например, способность радоваться новому автомобилю и ценить его достигает пика в момент покупки, потому что мы еще не считаем его частью себя. Однако чем больше времени проходит, тем больше мы привыкаем к нему и тем сильнее начинаем сосредоточиваться на другом. Со временем мы почти перестаем думать о своей машине, в результате снижается и наша способность ценить ее{234}.

Часто достаточно простой паузы, чтобы напоминать себе о том, что у нас есть и машина, и здоровье, и брак, и руки. И этого достаточно, чтобы почувствовать благодарность. Однако это удается не всегда. Результаты исследований, измерявших долгосрочный эффект влияния списка вещей, за которые мы благодарны, оказались неоднозначными{235}. Некоторые из них показывают, что ежедневное составление таких списков может снизить уровень беспокойства, улучшить состояние здоровья и повысить оптимизм, а другие продемонстрировали незначительный эффект (а то и его отсутствие){236}.

Психолог Минкен Ку задумалась, не вызвано ли преодоление эффекта привыкания тем, что мы думаем не о наличии у нас каких-то приятных объектов (а именно это просили делать участников большинство других исследователей), а о том, что произойдет, если их у нас не будет. «Брак с прекрасной супругой, победа вашей команды в чемпионате мира или принятие вашей статьи к публикации в известном журнале – приятные события, и одно воспоминание о них вызывает улыбку, – пишет Ку. – Однако эта улыбка с каждым днем будет все слабее и непродолжительнее: какими бы прекрасными ни были эти события, они быстро становятся знакомыми и привычными»{237}. Ку и ее коллеги вдохновились классическим фильмом Фрэнка Капры «Эта прекрасная жизнь»[17], в котором обычный человек Джордж Бейли учится замечать хорошее в своей жизни после того, как посланный с небес ангел показывает ему, как выглядел бы мир, если бы он никогда не родился. Исследователи решили посмотреть, заставит ли людей мысленное вычитание приятных эпизодов жизни испытывать больше благодарности, чем вспоминание всего хорошего. Ку и ее коллеги задались вопросом: возможно ли деадаптироваться к позитивным событиям?