Чтобы найти ответ, они сначала попросили контрольную группу испытуемых описать событие, за которое те были благодарны, а затем измерили уровень положительных эмоций. Потом они попросили экспериментальную группу сначала представить себе, что событие, вызвавшее их благодарность, почему-то не произошло, и оценить, насколько хорошо было то, что оно случилось. Сравнив уровень положительных эмоций обеих групп, исследователи пришли к однозначному выводу: участники экспериментальной группы испытали значительно больше положительных эмоций по сравнению с контрольной{238}. Ку с коллегами решили, что «отмена» положительных событий действительно повышает чувство благодарности сильнее, чем простое воспоминание о них.

Но чтобы эта «отмена» действительно вызывала благодарность и, как следствие, стойкость, необходима последовательность. В случае острой боли от утраты нам нужно больше энергии, чем у нас есть, чтобы спокойно сесть и подумать (или записать свои мысли) о том, как сложилась бы наша жизнь, если бы какие-то случившиеся с нами приятные события не произошли. Так же мы можем заняться физическими упражнениями на тренажере, если он стоит в гостиной, но не находим на это сил, если для этого надо спуститься в подвал.

– Мне нравится эта идея, – сказала Энн.

Обрадовавшись такой реакции, я сказал, что если ей сложно представить себе отсутствие некоторых приятных событий в своей жизни, она могла бы пойти по более простому пути: представить себе, как теряет что-то, к чему может привязаться в будущем. Мы склоны ценить нашу привязанность больше, когда есть угроза ее потерять.

Исследования показывают, что у людей, столкнувшихся с серьезной болезнью, часто повышается уровень благодарности за жизнь{239}. Психолог Арасели Фриас задумался: могут ли люди ценить жизнь больше, просто представив себе собственную смерть? Если мы представляем себе, что некое позитивное событие из прошлого не произошло, и это повышает наш уровень благодарности, то может ли привести к такому же эффекту размышление о возможной потере? Чтобы найти ответ, он провел эксперимент, в ходе которого разделил 116 учащихся на 3 группы. Участников первой он попросил представить, что они погибают во время пожара («Вы просыпаетесь посреди ночи на двадцатом этаже старого здания в центре города, в квартире своего друга, от криков и удушающего дыма. Вы заперты в ловушке и не можете дышать»); вторую – представить себе смерть абстрактно («Какие мысли и чувства возникают у вас, когда вы думаете о своей смерти?»); а участники третьей группы должны были представить себе пробуждение в начале типичного дня (приготовление завтрака, стирка, уборка). Сравнив показатели благодарности у разных групп, он обнаружил, что участники, которых он попросил представить себе свою смерть конкретно, более благодарны, чем те, кто представлял ее абстрактно, и те, кто думал о типичном дне{240}.

Фриас изучал только эффект, связанный с представлением о смерти человека. Исследование Ку дает основания считать, что аналогичного повышения уровня благодарности можно ожидать и при мыслях о будущих потерях другого рода{241}. По мнению Фриас, главное – представлять себе потерю живо, чтобы почувствовать ее реальность. Способность накапливать благодарность зависит в основном от силы нашего воображения – возможности представить себе альтернативную жизнь в деталях, позволяющих ощутить отсутствие чего-то, что мы на самом деле не потеряли.

– Представьте себе актрису, которая использует реальные эмоции, чтобы максимально убедительно сыграть роль, – сказал я Энн. – Как и она, вы должны убедить себя, что какой-то объект вашей любви – очень важный – может скоро исчезнуть.

Я объяснил ей, что лучше всего это получается, если мы представляем себе конкретные ситуации, когда мы лишаемся привязанности. Мы должны продумывать максимально реалистичные сценарии возможного неприятного будущего.

– Попробуйте создать список того, что вы любите, – сказал я Энн, – и каждое утро хотя бы на несколько минут представляйте себе, как можете это потерять. Еще лучше будет, если вы представите себе, что точно это потеряете.

Я сказал ей, что если она будет заниматься этим регулярно, то это войдет в привычку. Правдоподобный страх утраты кажется чуждым человеку, но он может превратиться в привычку. И тогда человек будет благодарен за жизнь так долго, как захочет.

Я предположил, что у Энн проявится более сильная эмоциональная реакция на фантазии, если она представит себе отсутствие привязанности с максимальной степенью визуализации{242}. Например, если бы она захотела представить себе жизнь без мужа, то могла бы увидеть то пустое пространство, которое создало его отсутствие в ее жизни, увидеть свою кровать, в которой он не лежит рядом с ней, стол, за которым она ест свой обед в одиночку, и т. д. Думая о том, как мог бы измениться привычный распорядок дня после потери мужа, Энн могла бы представлять себе, как одна идет в кино, едет в отпуск, посещает родительские собрания.

– Звучит немного пугающе.

Я кивнул и признался, что, представляя себе потерю главных привязанностей, мы можем (при развитом воображении) испытывать не благодарность, а беспокойство. Энн была больна, и я решил, что ей не стоит представлять себе собственную смерть, а предложил выбрать что-то другое, шансы на потерю чего в ближайшее время невелики. Я также предложил ей отправить мужа и детей в отпуск, а самой остаться дома.

– В конце концов, – сказал я, – лучший способ по достоинству оценить то, что у нас есть, – попробовать пожить без этого.

К своему большому огорчению, увидев Энн через три месяца, я понял, что ее симптомы прогрессируют. Теперь ей было сложно говорить в нормальном темпе, начинать движение и застегивать или расстегивать одежду. Но она казалась спокойной и почти безмятежной. Когда я спросил ее, действительно ли ей хорошо, она ответила утвердительно. А когда я спросил ее, почему так, она ответила, что причиной были слова, сказанные ее мужу их семилетним сыном.