– А что Изольда? Ее это как-то отрезвило?

– На какое-то время – да. Изольда стала жаловаться на то, что у нее стало плохо с памятью и понизилась концентрация внимания. Она нашла в интернете сообщество людей, которые избавились от алкогольной зависимости. Изольда мне сказала, что это напоминает наши, российские группы. Только у нас они называются «Анонимные алкоголики».

– Я была в психоневрологическом диспансере, где проходила лечение Изольда, и врач мне сказала, что ваша дочь не жаловала этот вид терапии.

– А я вам объясню почему. Дело в том, что Золя считает неправильным такой подход, при котором лечение проводится на основе анонимности. А в диспансере именно такой принцип. Если о проблеме алкоголизма говорить открыто, то людям будет легче справиться с этой проблемой. Я тоже читала о проблеме алкоголизма, Изольда находила мне статьи в интернете, и мы вместе их читали. Особенно мне понравилась мысль о том, что если человек не признает себя алкоголиком, то помочь ему сложнее. И за границей существует такая практика, когда родственники и друзья по очереди говорят человеку с алкогольной зависимостью, что у него с этим проблема и ему необходимо лечиться.

– Хорошо, а Изольда осознала свою зависимость? – спросила я.

– Я думаю, что да, осознала, – ответила женщина.

– Тогда как же так получилось, что она попала сначала в психоневрологический диспансер, а после выписки оттуда – в психиатрическую больницу?

– Вы знаете, Татьяна Александровна, я считаю, что у нее произошел срыв.

– По какой причине?

– Сложно сказать. Дело в том, что последнее время, перед тем как лечь в диспансер, Золя была чем-то очень встревожена, а точнее сказать, напугана.

– Вот как?

– Да. Она часто вздрагивала от любого звука, даже шороха, все время оглядывалась, даже находясь дома. И еще: она почти перестала выходить на улицу, чего раньше не было.

– Так вы считаете, что ее кто-то напугал или что-то напугало? – спросила я.

– Ну да. Только она мне так и не сказала ничего определенного. У меня сложилось такое впечатление, что в диспансере она чувствовала себя под защитой. Ей там было спокойнее и надежнее. Она чуть ли не с радостью отправилась туда.

– Скажите, Варвара Никифоровна, а имя Изольда она получила в детском доме?

– Нет, так ее предложил назвать Аркадий. Как раз незадолго до того, как мы с ним поехали в детский дом, он был в командировке в Москве и там слушал оперу Вагнера «Тристан и Изольда».

– Варвара Никифоровна, скажите, а в каком детском доме вы взяли Изольду? – задала я следующий вопрос.

– Да у нас один детский дом, на Стрельцова, – ответила женщина.

– А директор детдома до сих пор там работает?

– Нет, что вы. Митрофанова Капитолина Антоновна, она еще тогда уже старенькая была, ну, предпенсионного возраста. А уж сколько лет-то прошло.

– Но она еще жива?

– Жива, конечно, жива. Я не так давно ее видела. Ничего, Капитолина Антоновна хорошо держится.

«Значит, я иду к Капитолине Антоновне. Хотя, нет… Сначала мне нужно будет побывать в квартире Изольды».

– Варвара Никифоровна, мне необходимо осмотреть квартиру, где Изольда проживает после развода. У вас есть ключ?

– Конечно, конечно. Пойдемте, здесь недалеко.

Изольда проживала в пятиэтажке на третьем этаже. Однокомнатная квартира, балкон, совмещенный санузел – в общем, типовая квартира. Довольно чисто, убрано, ну, скорее всего Варвара Никифоровна поддерживает порядок.

Я осмотрелась и наугад подошла к компьютерному столу. На одной стороне находилась стопка книг, а поверх нее лежала половина листка с надписью: «Сдохни, тварь». Очень позитивное пожелание. Кроме того, буква «С» начиналась с необычной, витиеватой росписи. Ладно, разберемся.

Мы с Варварой Никифоровной вышли на лестничную клетку, и как раз в это время к соседней двери подошла высокая худощавая женщина средних лет.

– Ой, Варвара Никифоровна, с выздоровлением, значит, вас.

– Да я вроде и не болела.

– Так я про дочку вашу говорю, про Изольду.

Мы с Варварой Никифоровной переглянулись.

– Тамара, а ты ничего не путаешь? Ты точно видела Изольду?

– Точно! Вот как вас вижу, – уверенно ответила Тамара. – Я как раз, вот как сейчас, подходила к своей квартире, а она выходила, значит, из своей. Такая похорошевшая, даже как будто помолодела, хотя и так молодая, самый цвет. Я еще спросила ее, не на курорте ли она отдыхала или в санатории. Ведь после больницы многих отправляют долечиваться, реабилитация называется. Мой-то муж после инфаркта почти сразу же поехал в санаторий Ноябрьского ущелья.

– Простите, а что она вам ответила? – вмешалась я в разговор.

– Да ничего. Она как-то немного вроде засмущалась, потом так загадочно улыбнулась и быстро побежала вниз. Ой, у меня мобильник вибрирует!

Тамара вытащила из сумки сотовый:

– Алло, это я… Да, Леля, я уже дома… Да… спасибо. А-а.

Продолжая разговаривать по телефону, Тамара открыла дверь своей квартиры и вошла внутрь. А мы с Варварой Никифоровной остались стоять на лестничной клетке.

– Ничего не понимаю, – покачала головой мать Изольды. – Наверняка Тамара что-то путает. Или девушка очень похожа на Изольду. Только непонятно, почему она выходила из ее квартиры? Поеду в больницу сейчас, узнаю.

Мне тоже, признаться, было это непонятно. И потом, этот лист бумаги с весьма эмоциональным пожеланием…

Какая-то мысль промелькнула у меня в голове, но, не успев оформиться, тут же исчезла.

В общем, поеду я сейчас к бывшему директору детского дома. Возможно, что-то прояснится.

Капитолина Антоновна открыла мне дверь, держа на руках пушистую кошку-трехцветку. Это была высокая полная женщина с седыми, коротко подстриженными волосами и приветливым лицом.

– Здравствуйте, я Татьяна Александровна Иванова, частный детектив. А вы Капитолина Антоновна?

– Да, верно, а это моя любимица и душеприказчица Муся. – Женщина ласково погладила кошку. – Проходите, Татьяна.

Мы прошли в небольшую комнату, служившую, видимо, гостиной, и хозяйка показала мне жестом на диван, а сама села в кресло рядом.

– Капитолина Антоновна, я расследую убийство Константина Прикладниковского. Я собрала много фактов, но мне не хватает еще одного. Помогите мне, пожалуйста.

– Но