Мое сердце, кажется, разлетается на миллион крошечных осколков на полу перед ним. Еще секунда, и я боюсь, что могу развалиться вместе с ней. Никогда в жизни я не испытывала такой боли, гнева и предательства.

В его глазах вихрь боли и больше эмоций, чем я когда-либо видела, и мне жаль, что я не могу подойти к нему и утешить его, даже несмотря на то, что это он причиняет мне боль. Это слишком много. Как он может так легко отказаться от меня? То, что у нас есть, ничего не значит?

Он делает шаг ко мне, и я делаю гигантский шаг назад, создавая дистанцию между нами и поднимая руку, чтобы остановить его рыскание вперед.

— Джульетта, пожалуйста. Не будь такой. Я делаю то, что считаю лучшим. Ситуация безвыходная. Какой бы выбор я ни сделал, кто-то пострадает. Я думаю, будет лучше, если мы покончим с этим сейчас, так что, в конце девочки больше не привязываются, и это может быть полный разрыв.

— Знаешь, Лиам, с тех пор, как я встретила тебя, я восхищалась и уважала все, что ты делаешь для своей семьи. Я люблю этих девочек всем сердцем. Я влюбилась в них так же сильно, как влюбилась в тебя. — Его лицо превращается в маску боли при моем поступлении. Надеюсь, это так же больно, как он причиняет мне боль. Надеюсь, мои слова пронзят его так же. — Я просто подумала, что где-то в пути, после всего, ты чувствовал то же самое ко мне. Что я была частью твоего сердца, так же, как и девочки. Я никогда, никогда не хочу, чтобы тебе приходилось выбирать между нами. — Я бы выбирала их каждый раз. Я просто не считала тебя человеком, который убегает, когда становится трудно, или выбирает легкий путь. Ты даже не боролся за меня. Тебе не нужно было времени, чтобы понять что происходило. Рефлекторная реакция, и теперь я очень ясно вижу все, что должна.

— Это не то, что здесь происходит, Джульетта. Я не говорю, что это навсегда. Мне просто нужно оставить дистанцию между нами, пока все это происходит.

Я смеюсь, звук глухой и лишенный юмора: — Ты принял решение, Лиам, и я надеюсь, что ты сможешь с этим жить. Пожалуйста, скажи девочкам, что я их люблю, и обязательно почисти им зубы, когда они проснутся.

При этом я не жду его ответа. Я оставляю его стоять в гостиной, а сама иду собирать осколки своего разбитого сердца. Из всех случаев в моей жизни, когда мне приходилось быть храброй, это не один из них. Я не оглядываюсь назад.

*

Каким-то образом мне удается доехать до дома Алексы и добраться туда целой и невредимой. Ну, кроме разбитого сердца. Я уже даже не знаю, где разбросаны осколки.

Она ждет меня у двери с готовым вином, мороженым и фильмами девяностых. Лекарство от любого разбитого сердца, по крайней мере, так я думала. Потому что это, кажется, не помогает ни в малейшей степени. Я безумно скучаю по девочкам, и мне странно расставаться с ними, хотя бы на одну ночь.

Я не могу перестать прокручивать в голове слова, сказанные мне Лиамом, снова и снова. Разбираю их и пытаюсь понять, действительно ли он это имел в виду. Это действительно так?

Как он мог так легко отбросить меня в сторону, не обращая внимания на мои чувства или на то, как это может повлиять на меня?

— Это отстой, — кричу я, делая еще один глоток вина.

Алекса грустно смотрит на меня, затем притягивает к себе в объятиях, в которых я, видимо, очень нуждалась, потому что слезы, кажется, льются еще больше, и мои рыдания усиливаются, когда она это делает. Мне нужна моя лучшая подруаг, и мне нужен кто-то, кто обнимет меня и скажет, что все будет хорошо.

Няня влюбилась в семью… только на этот раз счастливого конца не будет. Я потеряла их всех, и это оставило во мне дыру, которую я знаю, никогда не заполнить. Ари и Кеннеди дали мне любовь, которую невозможно заменить.

— Джульетта, ты добрая и любящая, и самый сострадательный человек, которого я знаю. Если он не может этого видеть и держаться за тебя, как за драгоценный камень, которым ты являешься… тогда к черту его. Это его потеря. Ты сияешь слишком ярко. Не позволяй кому-либо украсть это у тебя.

Я киваю ей в грудь, но ничего не говорю. Я знаю, что она только пытается помочь, но сейчас мне кажется, что лучше уже не будет. Что я когда-нибудь избавлюсь от боли в груди.

— Хочешь проколоть ему шины? Я подлая сучка.

— Ты пойдешь за меня в тюрьму?

Она смеется: — Сучка, я бы потрудилась. Тюремный стиль для тебя.

— Это настоящая дружба, понимаешь?

— Ты знаешь это.

Какое-то время мы сидим в тишине, пока на заднем фоне играет «Все это она», и, несмотря на разбитое сердце, я улыбаюсь тому факту, что Фредди Принцу каким-то образом удается заполучить девушку.

— Можно я поживу у тебя ненадолго? Мне нужно найти новую квартиру. Я просто… я пока не готова даже думать об этом. Все это похоже на дурной сон — только это, кажется, будет продолжаться вечно.

— Детка, тебе даже не нужно спрашивать об этом дерьме. Убей или умри. Это означает навсегда, и это означает, что ты можешь ночевать в моей запасной спальне, когда какой-нибудь крутой тренер НХЛ разобьет тебе сердце. И это также означает, что ты вытащишь меня из тюрьмы, когда я напишу слово «член» на стене его дома.

На этот раз я смеюсь, потому что моя лучшая подруга сумасшедшая, но, черт возьми, она моя. И сегодня впервые я чувствую, что все может быть в порядке… даже с разбитым сердцем.

После двух бутылок Каберне [вино], целой коробки шоколадного мороженого и достаточного количества слез, чтобы уплыть в Ноев ковчег [Прим.: Но́ев ковче́г — судно, которое, согласно Библии, построил Ной по повелению Бога для спасения от Потопа своей семьи и всех животных], мы с Алексой теряем сознание. Мои сны наполнены и Лиамом, и девочками, и я беспокойно ворочаюсь. Когда я просыпаюсь на следующее утро, мои глаза красные и опухшие, а сердце болит так же сильно, как и вчера, если не сильнее. Сегодня это кажется окончательным. Я вообще ничего не слышала от Лиама, и его молчание говорит о многом.

Проходит три дня, и я купаюсь в собственных слезах в