и ликованием нашедший своего хозяина. По узкому проходу уже бежали по тревоге несколько фигур. Разбуженные из послеобеденного сна, встревоженные стюарды пытались расспрашивать Майкла. Показался доктор ван Штейн, бросая поверх очков негодующие взгляды. Последним выглянул из своей каюты дед в синем шелковом халате.

– Что такое? – строго спросил он, смерив ледяным взглядом своего вопящего внука. – Довольно, Майкл, более чем довольно! Теперь я хотел бы…

– Дед, – Майкл бездыханно повис на руке президента и потянул его к волшебному саду. – Дед… дети… я слышал… по радио… они не погибли!

Президент неохотно пошел за внуком. За ним следовал доктор ван Штейн, который поглядывал на Майкла с прищуром. За доктором ван Штейном, перешептываясь, теснились стюарды, а заключал шествие кок в белом колпаке.

– Вот, – сказал Майкл, указывая на радио. – Замрите все, и вы услышите.

А за полминуты до этого у Зеппа в микрофоне что-то щелкнуло, и он прекратил попытки.

Стояла полная тишина…

– Я ничего не слышу, – сказал президент.

Среди стоящих воцарилось смущенное молчание.

– Дед, – Майкл поднял свою кровоточащую руку, – смотри сюда, дед, я это слышал… кровь идет, ты видишь? Они на острове, их надо оттуда забрать… я… они…

Он начал заикаться. Он путался в словах. Глаза его перебегали с одного на другого: они ему не верили! Дед, его родной дедушка, смотрел на него отчужденно и непонимающе.

– Что ты несешь? – холодно сказал он.

– Дед, – всхлипывал Майкл, вертя окровавленной рукой. – Я нарочно укусил себя, посмотри же, я сам не хотел себе верить, но я их слышал!..

Он внезапно завопил как дикарь и упал на пол. Его голос звенел, рассекая тишину «Серебряной стрелы». Президент стоял рядом, бледный и беспомощный.

– Карл, – прошептал он, оглядываясь в поисках врача. Никто не заметил, что доктор ван Штейн вдруг куда-то исчез. Но он быстро вернулся в волшебный сад, держа в руке шприц, и склонился над мечущимся Майклом.

– Да что вы делаете, доктор?.. Нет, не надо укол!..

Он все еще отбивался слабеющими руками, а потом затих, уснул. Доктор ван Штейн отнес его к себе в каюту и уложил на койку. Дед вошел за ним следом и запер дверь изнутри.

Майкл попадает в интернат и сбегает

В Бельмонте заседал семейный совет. Было решено, что Майклу требуется другое окружение. «Сменить обои» – так это называл доктор ван Штейн. Он сказал, что для человека, который совершенно зациклился на чем-то, нет ничего лучше, как начать сначала в новой среде. Например, в интернате? Разумеется, не в каком-нибудь, а в знаменитой лесной школе «Заповедник», где было все самое лучшее: лучшие мальчики всех возрастов, лучшие учителя и воспитатели, самый большой парк, лучшая спортплощадка, великолепный плавательный бассейн… короче: самый великолепный интернат во всей Террании.

Майкл пожал плечами, когда ему сообщили о решении семьи. Как вам будет угодно, всегда пожалуйста! Ему-то было уже все равно, что с ним станет, а если ему там не понравится, он просто сбежит.

«Заповедник» располагался на отшибе, вдалеке от шоссе, в холмисто-зеленой местности. От столицы туда был день пути. Господин Петри сам отвез сына и представил его директору интерната.

– Итак, выше голову, мой мальчик, и смотри не опозорь нас! – сказал отец на прощанье и по-мужски хлопнул Майкла по плечу.

Майкл ничего не ответил. Даже привет деду не передал.

На то же плечо положил руку директор и проводил Майкла в «его» комнату. Она вообще была не «его», он делил ее с тремя другими мальчиками.

В первый же вечер, после того как воспитатель выключил свет, зажглись карманные фонарики. Из окрестных комнат прокрались другие мальчики и уселись на кровати Майкла и трех его соседей.

– Ну, валяй, – сказали они Майклу. – Колись.

Он не знал, чего они от него хотят.

– Рассказывай. Почему ты сюда попал.

– О-о-о! – удивился Майкл. – Это мое дело. Вы не находите?

Они пропустили его замечание мимо ушей.

– Ты что-то натворил? Или твои родители разводятся?

– Нет! – сказал Майкл и попытался с головой укрыться одеялом. – Отстаньте от меня, я спать хочу!

Они стянули одеяло у него с головы:

– Что значит «нет»? Так не бывает, чтобы кого-то ни за что ни про что упекли сюда. Что-то, значит, с ним не так.

– Со мной всё так, – уверял Майкл.

– Да он прав! – воскликнул один. – С ним всё «так»!

И все прыснули от смеха.

Майкл подумал: ну начинается! Не хватало еще, чтобы они меня поколотили…

Но этого не случилось. Они оставили его в покое, как он требовал; зато с ним никто не говорил ни одного лишнего слова. Мальчики вели себя так, будто его вообще тут нет! И это было жаль, потому что среди них попадались и приятные, и, если бы Майкл с первого же вечера не испортил все, у него бы уже появилось несколько близких друзей. И вообще: кто хотел, мог в этом интернате чувствовать себя превосходно. Но Майкл не хотел. Он держался мрачно и замкнуто, в стороне от всех – и тосковал по дому.

Он дал себе срок – один месяц. Если он за это время не привыкнет, то сбежит. Туманной ночью через ограду сада. Поскольку главные ворота всегда запирались, даже днем, а привратник был строгий и обязательный.

Разумеется, Майклу без особых усилий удалось чувствовать себя в интернате и через месяц таким же несчастным, как в первый день. И он решил бежать. Ему оставалось только выждать, когда будет достаточно темно, чтобы его не поймали, но и достаточно светло, чтобы видеть, куда ставить ногу, перелезая через стену, с какой высоты придется прыгать по другую сторону и в каком направлении бежать, когда он окажется снаружи. Все остальное сложится само. Он положился на удачу и не стал продумывать отдельные подробности – из опасения, что в голову ему придут тысячи «но» и «если» и его решимость растает, как семифреддо в кафе «Гренландия».

В ближайшую полулунную ночь он лежал без сна, выжидая, когда светящаяся стрелка его часов покажет полночь. «Час привидений! – подумал он. – Как романтично!» – и бесшумно вышел из комнаты. Он огляделся в коридоре. На стенах горели ночники на равном расстоянии один от другого, погружая мертвецки тихое здание в сумрачный голубоватый свет. Майкл беззвучно спустился по темной лестнице. Его вдруг наполнило чудесное ожидание; все уныние, безразличие последнего времени с него как рукой сняло, все его чувства обострились, он наконец снова стал самим собой, двенадцатилетним мальчиком, готовым к ослепительному приключению.

Все двери, выходящие в сад, были заперты. Майкл, недолго думая, метнулся к кухне, которая