агония от одного-единственного удара не может не удивить, и я отхожу подальше — на всякий случай. Однако едва опускаю меч, как вижу знакомые жёлтые столбы, в которые входят неясные фигуры. Жёлтые столбы. Фигуры. Пургатория. Логическая цепочка с щелчками бронзовых шестерёнок собирается в пазл, и мне уже плевать на Армода — ведь вырисовывается перспектива бросить к чёртовой матери этот безумный мир.

— Мужики! Господари! — подхожу я к светлым силуэтам. — Вы как сюда попали?

— Меч, — ровным голосом отвечает мне ближайший.

— Меч позвал и мы пришли, — эхом отзывается следующий.

— Меч служил мне, а теперь я служу мечу, — гордо отворачивается ещё кто-то.

— Я послужил мечу и вернусь в Порайск.

Фигуры растворяются в столбах, пока ещё светящихся вокруг скулящего демона. Они пришли из местного цифрового рая, потому что их позвали. Душа прилетела на зов меча. Жёлтые столбы — лишь эхо Порайска, души, времнно призванные в пользование могучим артефактом. Класс. Тогда кто я? Почему тогда мой дух прилетел на зов Ады? И почему моего гнева хватило, чтобы выйти из под контроля?

— Если честно, дорогой, я и сама не знаю, — раздаётся у меня за спиной. Я оборачиваюсь.

Лицо Ады наконец, открыто. Я не могу сказать, что демоница уродлива. Напротив — её скулы и огненный взгляд, искривлённая улыбка и стройное тело манит, как маяк в ночи. Но к счастью или нет, но одной лишь внешней красоты мне мало. Даже та многозначительная улыбка — и все равно не может сковать мою волю и (особенно) мой гнев.

— Я тебя не звал. Убить этого, — я пинаю носком Армода, — твоего родственника для меня дело чести.

— Как это мило, — фырчит демоница и подходит ближе. — Тяжело ранил не самого сильного демона, а фырчишь индюком. Позвал на помощь, но ходишь гоголем. Рад, небось?

— Тебя ничего не смущает? — ярость клокочет во мне адским пламенем, и мне по барабану на демонический гнев. Меч жаждет крови и не очень хочется сдерживать его позывы.

— Например?

— Ну, меч для убийства демонов. Отсутствие ответов с твоей стороны, м?

— Мммм, неопределённость мне… нравится, — она ведёт плечиком и осматривается. — Как тебе откровения духов? Ты наконец понял, что всё это всерьёз?

— Что это меняет? — ворчу я в ответ.

— Посмотрим. Ты можешь запаниковать и броситься под пули — или продолжишь держаться идей и принципов. Ах, эти эмоции… жаль, ты не можешь ощутить, как химия преображается в бинарные канты…

Я чувствую вспыхивающее раздражение. Неважно, невмы тому виной или остатки характера Адриана — но я решаю показать норов демонице. Сравнять, так сказать, счёт.

— Говоришь, эмоции?

Меч входит в глазницу с минимальным сопротивлением, и намёки на осознанность движений пропадают в тот момент, когда остриё пробивает заднюю стенку черепа колдуна. Вокруг меня вновь появляются золотистые тени, наносящие колящий удар прямо в голову одержимого колдуна, и я проворачиваю клинок в глазнице. Желтоватые осколки вытекают вместе с чем-то, подозрительно напоминающим машинное масло, и Армод даже не стонет — лишь дёргается в судорогах. Ада молчит, и я решаю сказать эпитафию за неё.

— Один твой родственник не так давно мне сказал, что невмы не могут быть сильнее самого меча. Точно так же и тело не может быть сильнее духа. Ада, что ты скажешь на эту слабость тела? А ты, Армод? Ты сдался. Не меч и не руны, не демон, взявший во владение твоё тело — твоя истощённая сила воли проиграла нашу схватку. Поэтому и только поэтому ты и твой новый хозяин будут сегодня мертвы.

Замах. Рукоять упирается под резиновый змеиный язык, шипящий от прикосновения к пламенеющему клинку. Острие указывает в чёрное, несмотря ни на что, небо Пургатории. Мне остаётся провернуть оружие в ране, не обращая внимание на мерзкие, чавкающие знаки, новые золотистые тени и чёрный ихор, заливающий мне штаны и ботинки. Что и делаю под внимательным взглядом Ады. Мне хочется спросить её — какие эмоции она получает, видя смерть дальнего родственника по своей вине? Видит местный Первосоздатель — выдернув кодекс, оставил бы этого юродивого в покое (может, и погром бы сгладился). Но насмешливый тон демоницы меня взбесил.

Ярость пробирает мои импланты, а туча вопросов готова порвать мой мозг. Впрочем, никого спросить я не успеваю. Как только труп перестаёт вздрагивать, меня выносит в реальное пространство, в котором моё тело ещё летит мешком с дерьмом. Или — вместе с мешком дерьма, если таковым считать покойного Армода.

— Атаман?

Скинуть с себя труп. Кое-как, напрягая мышцы, приподнять его и начать рубить мечом по напичканной железом шее. Не очень успешно — всё же, в этой реальности мечи не секут всё подряд. Понять, что такими темпами на клинке останутся зазубрины, весьма хреново влияющие на функционал. Но всё же ткнуть пару раз в сторону наиболее «мясных» частей тела колдуна. Просто для сброса пара.

— Эй, щеглы!

Я слышу вопли возмущения. Но всё же поднимаю как можно выше отпиленную голову колдуна, сопровождая пафосный жест не менее пафосным окриком. Боевики, видя падающий кибертруп, сдаются — но далеко не все. Часть, несущая на лице явные следы спешного наведения лоска у барберов, шрамы от драк и прочие следы в глубоком подулье, сопротивляются ещё отчаяннее. Словно понимают, что без Армода их в лучшем случае выкинут на свалку. Что ж, похоже это пат. Пора сваливать.

— У вас есть план, как вытаскивать тела?

— Какой план, атаман? Бросаем их и прыгаем вниз!

— Не боись, Адриан. Семьи потом получат долю и полную историю, чин по чину! Настоящий Уар гордится сыном, погибшим в бою! — ревёт тот самый «Точноуар», закованный в глухую броню, и выкидывает куда-то в сторону вопящих культистов гранату. Скотина, приберёг напоследок — хотя я очень долго спрашивал, нет ли у кого взрывчатки. — Но нам стоит сваливать, други.

Впрочем, я понимаю, что шпилевик прав. Нас вновь прижали огнём, а с каждой секундой увеличивается вероятность возвращения местных безопасников. Нужно сваливать — и сваливать подальше.

— Проверить «стрекозы» и дать отсечку в командный… — слово «интерфейс» тут знают? — в командное, курва, окно! У кого нет — подбирайте с мёртвых! Даю отсчёт шестьдесят секунд!

Иконки шпилевиков, горящие зелёным, по очереди начинают обрамляться золотистым контуром готовности. Остаются только трое, в прыжке тянущихся к раненым, а то и убитым. Забрать рюкзаки со «стрекозами». Одна иконка остаётся серой — вне зоны покрытия. Чёрт с ней!

— Тридцать восемь, тридцать семь… Ложись!

Взрыв сносит гигантские двустворчатые двери. Те самые, обитые бронзой. Мои люди вновь залегают, предусмотрительно накрывая раненых. Новых жёлтых или