— Какая у вас чувствительная супруга, молодой человек. Как прекрасно, когда кто-то способен столь тонко воспринимать чужие чувства и боль.

Акцент и манера обращения выдали в нем иностранца, жителя Рошаны. Доминик хмыкнул, притянул меня к своему боку и с большим удовольствием ответил:

— Да, вы правы, она у меня такая.

К такси мы шли молча, держась за руки, а у меня уши и лицо горели от смущения.

* * *

Такси уехало, снова оставив нас наедине. В небе догорал закат, и скоро на смену солнцу для нас засияют звезды, а пока темноту разгоняли уличные фонари. То тут, то там раздавалось хлопанье дверей подъезжающих автомобилей, затем дверей и окон домов, включались поливочные системы, родители звали детей спать, те просили «еще чуть-чуть», владельцы животных окликали своих питомцев. Привычные вечерние звуки спокойного, благополучного района, где соседи знают друг друга и обязательно перебросятся хотя бы парой фраз при встрече.

Молчание не тяготило, но тем не менее в нем буквально повисли вопросы — очень важные, на которые придется отвечать сейчас, как только мы войдем в дом. Я открыла дверь и приложила ключ доступа к охранному артефакту, отчего центральный «кругляш» сменил тревожный красный цвет на мягкий, спокойный зеленый.

Доминик молча проследовал в прихожую, сунув руки в карманы брюк, и внимательно смотрел на меня, ожидая того самого важного решения именно от меня. Давал возможность определиться, готова я или нет перевести наши отношения на новый уровень, гораздо, гораздо более близкий. И даже не столько в «горизонтальном» плане, ведь южане по всему миру славятся любвеобильностью и страстью. Ни один шелон не станет ухаживать за женщиной, переживать за нее, проявлять сильные эмоции и выказывать «территориальные» притязания, будто петух в курятнике, к той, которая не затронула его сердца. Не зацепила одержимого туманника. Женщину для удовлетворения физических нужд они всегда найдут — любительниц секса погорячее тоже хватает.

Да, шелоны верные, буквально одержимые, и только любимые являются их слабым местом. Но чужая одержимость легко может задушить. Мне ли об этом не знать? Я медленно повернулась, робко, неуверенно, затаив дыхание, подняла лицо, заглядывая в черные глаза, сияющие слишком сильно, выдавая накал страстей, и задрожала от эмоций, овладевших мной.

Так бы и таращилась на Доминика, но он сам принял решение за нас обоих. Неторопливо забрал у меня сумку, положил на тумбочку и шагнул ко мне. Мягко усмехнулся, не отпуская моего внимания. Еще шаг — и он встал вплотную, взял мое лицо в ладони, излучающие какое-то особое, необыкновенное тепло. Нежно погладил скулы, затем кончиками пальцев скользнул по нижней губе, стирая остатки помады.

Шелон по-прежнему смотрел пристально, и я не сомневалась, что он готов остановиться в любой момент, если отстранюсь, если услышит «нет». Но выдержать взгляд черных, полыхающих магией глаз не смогла и трусливо зажмурилась, подавшись к нему ближе. Мгновение заминки — затем я почувствовала на губах его горячее дыхание. Замерев у моего лица на какую-то долю секунды, вновь давая возможность отвернуться, отказаться, губы Доминика наконец коснулись моих.

Первые прикосновения были легкими, как крыло бабочки. И у меня в животе трепетали такие же бабочки. Потом он неожиданно чуть прикусил мою нижнюю губу и, сразу же отпустив, провел по ней языком. Вроде бы незатейливая ласка, но во мне будто свет зажегся ослепляющий, огонь загорелся. Никогда не думала, что так остро можно реагировать на поцелуй. Все дело в мужчине или слишком долгом воздержании?

С имеющимся у меня печально малым опытом я быстро разобралась, что этот мужчина умеет целоваться так, что ноги подкашиваются, а тело превращается в жидкий огонь. Его губы то завладевали моим ртом, то отстранялись. Стирая сомнения, вовлекая в жар его страсти, разрушая дурацкие страхи, скованность, смущение.

И Доминик, почувствовав это, усилил напор. Скользнув по плечам, обхватил меня, заключая в самые восхитительные, самые тесные объятия на свете. Словно мы стали двумя половинками одного целого. Я переступила с ноги на ногу, встала на носочки и потянулась к нему, чтобы быть выше, ближе. Будто сами собой руки взметнулись вверх, обвили его шею. Я горела от беспокойного желания, хотела быть еще ближе, теснее…

Доминик отстранился, посмотрел на меня шальными почерневшими глазами. Скинул туфли, сорвал с себя бабочку, смокинг, отбросил в сторону. Подхватил меня на руки, заставив охнуть, и чуть не бегом двинулся по лестнице вверх. А я… я страстно желала его и не хотела останавливаться. Словно подслушав мои мысли, он перешагивал через две ступеньки. Я прихватывала губами немного колючий подбородок и шею, слушая низкий ненасытный рокот в его груди, только усиливающий мое возбуждение.

Дверь спальни Ник распахнул ногой и остановился у кровати. Немного постоял, сжимая меня в объятиях, и медленно опустил, так, что я сползла по нему, ощутив каждую напрягшуюся мышцу. Его запах усилился — истинно мужской, с терпкой горчинкой, смешанный с ароматом парфюма с древесными нотками. Что-то такое первобытное во мне шевельнулось. Незнакомое. Под ладонями, которые положила ему на грудь, я ощутила, как сильно колотится сердце. Мне понравилось, как его руки то сжимают, то ласкают меня. И я нисколько не чувствовала себя беспомощной с этим большим, роскошным мужчиной, шелоном, который никогда не причинит мне вреда. Но жаждала не ощущения защищенности, а чистой, несдерживаемой страсти.

Доминик скользнул руками вверх по моей спине, плавно расстегнул платье, и оно сползло к ногам. Я переступила через мерцающую ткань и замерла перед ним, оставшись в кружевных трусиках, чулках и туфлях на шпильке. Смутиться или стыдливо прикрыться руками не успела — увидела, как расширились зрачки Доминика, буквально пожиравшего меня взглядом. Да я и сама, наверное, смотрела на него так же. Затем этот сильный, опасный для большинства людей шелон с каким-то непередаваемым трепетом положил ладони мне на талию.

Затаив дыхание, опустив глаза, я увидела, насколько его большие, загорелые руки контрастируют с моим белокожим нежным телом. Длинными пальцами Доминик прошелся по моим бедрам, затем подхватил меня под ягодицы, ныряя за край трусиков, прижимая к себе и позволяя ощутить твердую внушительную выпуклость в паху. Вряд ли можно представить себе ситуацию эротичнее этой. И все же хотелось большего — я впервые мечтала о плотской любви. Потерлась грудью о его мускулистую грудь и потянулась к пуговицам на рубашке, чтобы чувствовать обнаженную кожу.

Но внезапно Доминик отстранился, в первый момент вызвав у меня стон разочарования, и начал раздеваться, срывая рубашку, стаскивая брюки. Я последовала его примеру, сняв туфли и белье. Затем залезла на кровать и несмело посмотрела на своего мужчину, невольно оценивая размеры его восставшей плоти. Доминик не стеснялся и опять не торопился, сдерживал себя, давал мне время изучить его, перед тем как продолжить. Я откинулась назад на локти, безмолвно приглашая его присоединиться, и неожиданно изумилась собственной раскованности. Согнула ноги в коленях и наклонила набок, чтобы не быть на обозрении.