– Угу, – недоверчиво обронил Глеб, – а жалить, наверняка, буду как пчела?

– В точку! – не воспринимая недоверие и иронию собеседника, заявил мастер. – Вот именно, что жалить! То, что тебе нужно легкое оружие, я не ошибся, подвох заключался в исходности твоих движений. Твоей естественной определяющей реакции.

– Чего, чего? – непонимающе поднял брови Глеб.

– Ну это когда с тобой происходит что-то неожиданное, то, к чему ты совершенно не готов. То, что заставит тебя проявить свое истинное я, а не то, что ты привык демонстрировать окружающим.

– Ты уж меня извини, мастер, – почесывая затылок, ответил Глеб, – но я пока что-то все равно не особо впитываю смысл твоих глубоких мыслей и правильных речей.

– Так это тебе в общем-то и не обязательно понимать, главное, что мне все стало ясно, – парировал мастер, – но, учитывая мое сильно улучшившееся настроение, я объясню на конкретном примере.

– О, спасибо тебе величайший из мудрейших! – демонстративно сложив ладони и склонив голову, спаясничал Глеб. – Благосклонность твоя подобна божественному нектару, что утоляет жажду заблудшему в пустыне путнику. Да горит вечно звезда твоего разума и прославится навеки имя твое!

– Все шутки шутишь? – вдруг раздался из-за спины Глеба голос Евпатия.

От неожиданности Глеб вздрогнул, а потом, обернувшись и увидев, что рядом с богатырем стоит еще и мастер хитрости, не нашел ничего более подходящего, как просто поздороваться:

– Здравствуйте… э… Кешка. Извините, никак не привыкну вас так называть.

– Это ничего, – спокойно улыбнулся японец. – Как обучение?

– Ну, с вашим, конечно, не сравнится, – инстинктивно втягивая пах и становясь к собеседнику полубоком, ответил Глеб, – но вот мастер по выбору оружия как раз говорил мне, что определяющая естественность реакции… или естественность, определяющая реакцию… Нет, кажется, я все напутал, но мастер как раз хотел мне все объяснить.

Евпатий и мастер хитрости вопросительно посмотрели на мастера по выбору оружия, но тот, хоть и слегка кивнул в подтверждение вышесказанного, продолжал молчать.

Затем все трое уставились на Глеба, будто он просто обязан был нарушить молчание и продолжить свой захватывающий монолог.

Глеб, начиная испытывать психологический дискомфорт от смотрящих на него трех пар глаз, поежился и неожиданно для самого себя обратился к Евпатию и Кешке:

– А вы тут просто прогуливаетесь или, быть может, решили, что мне еще рано с оружием учиться и надо еще хорошенько безоружный бой освоить?

– Бой с оружием нам намного важнее, – игнорируя первую часть вопроса, сурово ответил Евпатий. – У нас тут, знаешь ли, на кулачках не дерутся. Но, безусловно, у мастера Кешки тебе еще предстоит многому научиться.

В ответ Глеб лишь развел руки и безысходно пожал плечами. Старшим, безусловно, видней, а он здесь человек маленький, и его дело – делать, что говорят. Конечно, мастер Кешка ему с самого начала не понравился, и дело было даже не в том, что японец весьма недружелюбно обошелся с его детородными органами. Просто так бывает, не понравился человек, и все тут. Даже сам толком не знаешь почему.

– Из мужа, который в момент промахов и неудач не теряет присутствия духа и может искренне смеяться и шутить, в дальнейшем может получиться великий воин, – вставил тем временем свое веское слово мастер хитрости. – Пойдем, Евпатий, не будем мешать обучению.

Глеба, вместо того чтобы отблагодарить японца за оказанную поддержку, так и подмывало спросить, уж не великого ли Лао-цзы или Конфуция цитирует Кешка. Но пока Глеб подбирал нужные слова, узкоглазый человек с кошачьим прозвищем и русский богатырь уже развернулись и пошли по своим делам. А кричать им вдогонку было неуместно.

– Итак, – как ни в чем не бывало, продолжил мастер по выбору оружия, – мы говорили про естественные реакции. Вот представь, что человека, задумавшегося о чем-то своем, внезапно напугали в темном переулке. Каждый при этом в зависимости от личных внутренних качеств среагирует по-своему. Кто-то, потеряв дар речи, застынет как вкопанный. Кто-то, взвизгнув или ойкнув, отскочит назад или в сторону. А кто-то, заорав как бешеный, рванется в сторону испугавшего его человека, да еще и сам от страха рожу страшную скорчит. Не вдаваясь в подробности, скажу, что исходя из этих различных реакций и переведя их в боевую практику, можно смело сделать вывод, что кому-то лучше ставить личную боевую систему, основываясь на защите, кому-то на атаке, а кому-то на контратаке.

– Мудрено излагаешь, – перебил говорившего Глеб, – но интересно. Я даже, кажется, начинаю понимать.

– Что же касается тебя, – продолжал мастер, – то ставить, к примеру, тебе бой самурайским мечом, где в идеале исход поединка должен решаться одним точным и прямолинейным ударом, будет неразумно. А вот множественные выпады, тычки, уколы и порезы с бесконечной сменой направлений атак, наподобие китайских мастеров, как раз тебе подойдут.

– Хм, – задумавшись, почесал висок Глеб, – то есть это мне что, ушу заниматься надо? И тогда мое кун-фу будет кунфуистее, чем чье-то другое?

– Ну почти, но время покажет, – ушел от ответа мастер.

– Вот это здрасте! – ответил Глеб. – То, значит, времени у нас нет, как у воробья коленок, а теперь время покажет! Или у вас прямые поставки Шаолиньских мастеров еще не налажены?

– Давай так, – успокоил Глеба мастер, – ты действительно устал и нуждаешься в отдыхе. Уже вечереет, а значит, пора расходиться. Завтра не приходи. Пусть знахарь тебя своими травами попоит да вонючими мазями помажет, чтобы силы быстрей вернулись. А вот с утра послезавтра, жду тебя здесь отдохнувшим и посвежевшим. Считай, что твой выбор основного оружия уже сделан.

Сказано – сделано. Весь следующий день Глеб бездельничал и восстанавливал силы. Даже Евпатий его ни разу не навестил и не позвал играть в кости. Один только знахарь зашел пару раз, да и то ненадолго. Все это было, конечно, здорово, но одно не давало покоя. Его бойцы, которые по определению были менее опытны, уже значительно обошли своего командира. Глеб прекрасно видел, как его парни, причем довольно умело и точно следуя указаниям своих нынешних наставников, упражняются как поодиночке, так и в небольшом пешем строю. А сам он до сих пор так не смог ничего освоить. Это вызывало противное чувство ревности и злости. Можно, конечно, оправдываться тем, что никому из его бойцов не пришлось из-за проклятого японца потерять время в лазарете. Да и освоение артефакта шло весьма неплохо. Но все же этого было недостаточно. Командир просто обязан быть примером для своих бойцов. И Глеб твердо решил, что кровь из носа, а бойцов он догонит и перегонит. Именно с таким решительным настроем он, отдохнувший и посвежевший, решительной походкой отправился утром к мастеру по выбору оружия.

Мастер уже ждал его, держа в руках искривленный полумесяцем клинок. Все остальное огромное количество оружия было убрано. Получалось, что выбора у Глеба больше не было.