лучше вас, что он может выражаться более ясно, чем вы, что он, по крайней мере, может излагать, если что-то знает, что он хороший актер и утонченный лицемер. Но в глубине души он знает, что дрожит. Ему нужна огромная поддержка, которая поможет ему избавиться от его страха, которая убедит его в том, что он все знает.

Я как-то слышал: случилось так, что однажды умер журналист и пришел он к вратам рая. Журналистам не полагается приходить туда; как это случилось, я не знаю. Страж ворот посмотрел на него и спросил: «Ты журналист?»

Он ответил: «Конечно, и как представитель прессы я могу быть допущен в любое место. Позволь мне войти».

Страж ворот сказал: «С этим небольшие затруднения. Во- первых, у нас в раю нет газет, потому что нет никаких новостей — ни преступлений, ни пьянства, ни изнасилований. Здесь только святые, засушенные, замороженные от вечности до вечности. Так что какие здесь могут быть новости? А потом у нас есть лимит на журналистов. Их должно быть не более десяти, и их уже десять. Так что ты должен войти в другие ворота по ту сторону дороги».

Журналист сказал: «Можешь ли ты оказать мне небольшую любезность? Я покину рай через двадцать четыре часа, но дай мне шанс по крайней мере на экскурсию. Если ты не можешь выдать мне зеленую карточку постоянного жителя, позволь хотя бы совершить суточную экскурсию. Это ведь не слишком большая просьба. Я прибыл издалека, окажи мне милость. И дай одно обещание: если я смогу убедить тех десятерых журналистов или хотя бы одного из них покинуть рай и уйти туда, где должен быть я, ты позволишь мне остаться здесь?»

Страж сказал: «С этим не будет проблем. Если ты сможешь убедить кого-нибудь перейти в другое место, то сам можешь оставаться. Для нас это не имеет значения; журналистов должно быть десять».

Человек сказал: «Тогда дай мне двадцать четыре часа».

Он вошел и стал говорить со всеми, кого встречал. «Вы слышали, что в аду собираются издавать новую ежедневную газету, самую большую из когда-либо существовавших? Им требуется главный редактор, редакционная коллегия, разного рода журналисты, редакторы еженедельных приложений, литературные редакторы — вы не слышали?»

И они сказали: «Мы ничего не слышали, но это великолепно. В этом гнилом месте каким-то образом давным-давно в самом начале был опубликован один единственный выпуск газеты, и с тех пор ничего больше не случалось, так что только тот первый выпуск… Мы снова и снова перечитываем его, а что еще делать? Эта новая газета — прекрасная идея!»

Журналист сагитировал всех десятерых. На следующий день, когда кончились отпущенные ему двадцать четыре часа, он подошел к воротам. Страж ворот тут же закрыл ворота и сказал: «Оставайся там!»

Журналист спросил: «Почему?»

Страж сказал: «Ты ловкач. Те десять журналистов сбежали; и теперь я не позволю тебе уйти. Здесь должен оставаться хотя бы один журналист».

Журналист сказал: «Но я не могу здесь оставаться».

Страж ворот сказал: «Ты ненормальный? Ты распространил слух, который является абсолютной ложью. Те люди вдохновились идеей, что получат там высокие посты, и снова чувствуют волнение, — но тебе-то зачем туда надо?»

Он ответил: «Кто знает, может, в этом что-то есть. Я не могу остаться. И ты не сможешь меня остановить, потому что мое присутствие здесь не предполагалось; я всего лишь турист на двадцать четыре часа. Вспомни, таким был наш первоначальный договор — что я пробуду внутри двадцать четыре часа, а потом уйду. Ты не можешь остановить меня, ты не можешь нарушить слово».

Но страж сопротивлялся: «Ты распространил слух; он абсолютно не соответствует действительности. И не надо доставлять мне неприятности, потому что начальство, вся бюрократия, непременно спросит меня: ‘Где все десять журналистов?’ Время от времени они проводят перепись, и: ‘Ни одного журналиста? Вся квота пропала? Куда они подевались?’»

«По крайней мере, я могу показать тебя начальству: ‘Это тот человек, который убедил их уйти; и они сбежали’. А поскольку такого никогда не случалось — чтобы кто-нибудь убегал из рая в ад, — мы не запирали двери изнутри. Никто не убегает; любой может открыть дверь и выглянуть наружу, нет проблем. Кто собирается в ад? А какого-то третьего места здесь нет. Так что двери были, как всегда, открыты, и они сбежали. Они просто сказали мне: ‘До свидания, обратно мы не вернемся’. Я не могу позволить тебе уйти».

Но журналист был упрям. Он сказал: «Тогда я немедленно пойду к начальству и расскажу все, как было: что мне никто не давал права здесь находиться, у меня нет зеленой карточки — я просто турист, — а страж ворот не позволяет мне уйти».

Страж понял; так и есть. Он сказал: «Хорошо, иди. Перепись длится вечность — здесь все длится вечность. Тем временем может подвернется какой-нибудь новый журналист. Но странно, что ты себя убедил тем слухом, который сам же и придумал».

Человек сказал: «Когда те десять журналистов в это верят, — может быть, я и был этому виной, но в этом должно что-то быть. Должна быть доля правды; иначе, как можно убедить десять журналистов, да еще в переходе из рая в ад? Здесь просто обязана быть доля правды».

Лидеру постоянно необходимо снова и снова убеждаться в том, что то, что он говорит, — правда. Для этого ему нужно, чтобы число преданных ему людей росло. И чем более фанатично они ему преданы, тем больше он убеждается в своей правоте. Если они готовы умереть или убить, совершить крестовый поход, вести джихад — священную войну, — это делает его уверенным.

И — по замкнутому кругу — его уверенность убеждает последователей, потому что он начинает говорить громче, он становится более упрямым; он становится абсолютно уверенным. Из его языка исчезают все эти «если» и «но»: все, что он говорит, есть правда. И движение по этому порочному кругу продолжается. Это делает лидера фанатиком, его последователей фанатиками. И лидер, и его последователи психологически нуждаются друг в друге; они находятся в одной лодке.

Я слышал… Президент Рональд Рейган совершал утреннюю прогулку со своим любимцем шимпанзе. На берегу сидел человек, он был в недоумении и спросил: «Мистер президент, вас