Так на Народной думали многие. И не только подростки, но и их родители. Советская власть была от Бога. Ее не выбирали, она сама спустилась откуда-то сверху семьдесят лет назад в блеске салютов и дыме пороха, в окружении дивных героев на горячих конях, в кожанках, с саблями. Спустилась, чтобы поведать людям истину и втолкнуть необразованных дураков в счастье. Ее ругали, ее не любили, ее высмеивали, но к ней бежали при первой опасности, и она могла по-отечески надрать уши, но и помочь могла, могла защитить. Но, главное, она была нетленной и в сути своей безгрешной, потому что не от мира сего. Да, в каких-то мелочах она допускала ошибки, иногда досадные и болезненные, но они искупались могучим разумом и волей того, кто лежал в волшебном гробу в центре Москвы и отдавал тайные приказы прямо в Политбюро. Мы знали, что он живее всех живых и что он все видит. В минуту отчаянья старые большевики вспоминали его, и он утешал их новыми чистками, новыми расстрелами и новыми статьями уголовного кодекса.

Отныне я носил на груди значок с его ликом не с ребячьей, беззаботной радостью, как когда-то значок октябренка, а с привкусом взрослой суровости и беспощадности бойца за правое дело.

Такие, как я, вообще были падки до суровости и военной формы. Простое не выстраданное счастье казалось нам незавершенным и неполноценным. Без значительности дело становилось пустым. Распустив тимуровский отряд, я чувствовал себя первое время никчемным. Двор без шпионов и предателей был праздным, лес без призраков войны скучным. Только спорт смог вернуть необходимую цель и самоуважение.

Глава 19. Опять девчонки

К исходу восьмого класса я мог с уверенностью рапортовать – задача успешной социализации во враждебной среде выполнена! Штирлиц вошел в доверие. Комсомольский значок на груди и короткая стрижка удостоверяли его благонадежность. Связей, порочащих его, он не имел, с товарищами по классу и учителями поддерживал ровные, товарищеские отношения. Отличный спортсмен! Чемпион школы и Невского района по лыжам. От троек в четверти избавился, неоднократно награжден благодарностью классной руководительницы за блестящие проведения политинформаций.

С правдоискательством было покончено! С бунтарскими настроениями тоже. Примерный мальчик Микки, кажется, теперь мог сказать уверенно – жизнь удалась!

Оставался один пунктик, который отравлял жизнь – девчонки.

Я, конечно, не претендую на роль редкого урода, если признаюсь, что мне нравились странные девчонки. До сих пор (!) я завидую парням, которые в правильном возрасте (18 лет!), в правильной обстановке (например, летом, на даче), правильным образом (нежно, трепетно, ласково, умопомрачительно и безболезненно) трахнули правильную, невинную девушку и вскоре стали ее примерным супругом. Совсем уж правильные особи впервые трахнули свою супругу после ЗАГСА и свадебного застолья в теплой чистой постели с нежными словами «люблю до гроба».

Увы, это не про меня. Во-первых, трахаться я хотел уже… ну очень рано. Во-вторых, невинные и правильные девушки меня почему-то не привлекали. Отличница Маринка Богданова, вполне себе симпатичная дивчина, привлекала мою грешную плоть не больше, чем школьная уборщица Люба. Зато Ленка Везушко после известного сексуального скандала прочно прописалась в моих порочных фантазиях. Меня напрочь убивала простая, в сущности, мысль, что вот я, примерный советский школьник, который чистит по утрам зубы и принимает душ, который сморкается в носовой платок и стесняется рыгнуть за столом, который взволнованно рассказывает перед классом как унижают негров в Америке, возьмет и снимет с девочки трусы. Стыдуха-то какая! Фу!

А ведь очень хотелось!

Ну, не с отличницы, конечно. Отличницы раздевались после свадебного застолья сами, аккуратно складывали платье на спинку стула, осторожно ложились на спину, раздвигали ноги, закрывали глаза и протягивали руки к молодому мужу, который нежно накрывал собой тело супруги. Отличницы в школе вообще мало интересовали мальчишек с норовом самцов. Отличницы были предназначены в будущем для отличников, а пока набирались знаний, чтоб передать их своим детям. «Оторвы» в коротких юбках и с глазами, в которые боялся заглядывать сам директор школы, в восьмом классе казались мне ведьмами. Я краснел и опускал голову, едва их завидев.

А любовь? Любовь ушла. Далеко и надолго. По крайней мере, я не помню ее ни в девятом классе, ни в десятом. Мой университетский друг, Андрей, так же бесплодно проскочивший этот возраст, как-то на полном серьезе сказал, что вся жизнь человека зависит от того, любил ли он в 16 лет или не любил. Любил? Значит, нормальный, и жизнь будет нормальной, без особых падений и взлетов. Не любил? Будешь догонять свою любовь всю жизнь. И хорошо, если Господь наградит, наконец, достойной, любящей женщиной, которая вернет тебе растоптанный в юности аленький цветочек и избавит тебя от злых чар колдуньи-судьбы.

Уже много лет спустя я спрашивал Китыча, от которого женщины шарахались всю жизнь, как от огня, пока он не нашел свою половину уже в 50 плюс, любил ли он в шестнадцать. Китыч задумался.

– В шестнадцать? Это, значит, в «путяге», на втором курсе? В колхозе, помню, заступился за девчонку перед местными архаровцами. Даже на нож пошел против одного урода. Вырубил его. А она смотрела…

– Ну?!

– Что ну? Я был типа герой в ее глазах.

– И?

– Ничего. Мы с Коляном запьянствовали тогда, а потом в город вернулись…

Жизнь Китыча, правда, можно назвать одним сплошным, затяжным падением; догонять свою любовь ему и в голову не приходило. А вот я, пожалуй, в теорию Андрея вписываюсь. Любовь свою после десятого класса я искал лет пятнадцать, правда и наградил меня Господь щедро, слава Ему!

Но это уже совсем другая история.

С женщинами не только у меня, но и у всех моих друзей (а их пятеро!) было не просто. Догадываюсь – потому они и мои друзья. Других не чаял и благодарю за них Бога. И все-таки, люди МОЕГО круга всегда были малость того… ненормальны. То ли я к ним тянулся, то ли они ко мне. С нормальными мне было скучно.

Нормальные пацаны, школьные, спортивные, дворовые товарищи, однажды влюблялись и однажды объявляли о своей свадьбе. «Ты слышал? Витька Колесов жениться на Таньке Силантьевой! Уже и заяву в ЗАГС подали. Говорят, Танька залетела. То-то ходит – рожа довольная. Наверное, теперь отсрочку дадут от армии».

Витька, разомлевший от счастья, от июльской жары, на скамейке дает интервью желающим.

– Свадьба в «Чайке». Папаша ансамбль пригласил. Обещает мотоцикл купить.

– Витька, да ведь хомут! Не боишься?

Витка довольно хрюкает. Видно, что хомут